Хмур и нем истукан полусонного зимнего города.
Словно мумия ряжен в бинты полинявшие серые
лент дорог… сединою подёрнут морозною белою
от дыханья незваного, но неизбежного холода.
Осень сделала должное – в старую бронзу оправила,
одурманила зыбких туманов мистическим мороком,
опоила дождями и в листьев раскисшие ворохи
снег ложится пером от людей отвернувшихся ангелов.
Так охота уйти вслед за осенью прочь ото всех…
Где не введена верность в разряд небывалого чуда.
Но, ложится легко, словно кошель в ладони Иуды
на мечты, схоронив, как усопших земля, первый снег.
Цепь крепа, не порвать. Сыт по горло наивными сказками,
что осели улыбками на фотокарточках детства
и растаяли в буднях. Лишь неба свинец по соседству,
на который по-волчьи хриплю напряжёнными связками.
За окном под ударами ветра берёза скрипит,
разбросала пасьянсом листву, непогоду пророча…
Я живу средь сумятицы пёстрой чужих одиночеств,
в монохромном своём одиночестве псом на цепи.
Город полн перекрёстков. Юродивость, святость и грех
зашифрованы в выборе времени и направлений,
на которых мы ищем свои отражения, тени,
проникая сигналом настойчивым в хаос помех.
Спорим с волею Божьей, живя и любя не по правилам,
предаём безоглядно, пытаемся крылья расправить…
На виски и на ставшую чёртовым пугалом Память
снег ложится пером от людей отвернувшихся ангелов… |
