Скрасит ночь белым туманом,
Хотя всё равно – тускло.
Звук, прозвучавший недавно, в пустоту канул.
И ничего. Пусто.
Держит в руках раскрытую книгу,
Не читая, книжный червь.
Не заводит более охот и игр...
И вправду, зачем?
В сторону рукопись отложит.
Тяжело вздохнув, отойдёт к окну.
В сердце, как на страницах – пустота тоже.
Только её не забыть одну.
Забыты и страхи, и все пороки,
Все унижения стёрты с жизни страниц.
От воспоминаний – одни только крохи
И много забытых, размытых туманом, лиц.
На свет щурит больные глаза,
Выдыхая отравленный дым сигарет.
Ничего не повернуть назад...
Да и неохота! Ни до чего дела нет.
Так, наверное, даже лучше.
Густеет туман – топлёное молоко,
А, как ни странно, небо заволокли тучи...
Только он не смотрит в окно.
Снова книгу возьмёт книгочей,
Уже забыв её содержанье.
Ночь ехидно спросит: «Ты чей?»
...Или спросит его сознанье?
Только он не даст ответа,
Как-то по-особому промолчав.
Заливает комнату луна молочным светом.
Она, как и книгочей, живёт от начала начал.
Скрасит ночь жалким скрипом
Открывающихся ветром дверей,
Книжный червь, что хрипло
Смеется, чтобы не стало серей.
Хохочет над миром всем,
Хотя не видал его больше века.
Он познал и потери, и тлен,
Все в дневниках, а те в библиотеке.
Скрасит ночь алкоголь.
Лишь бы кровь бежала быстрее,
Только бы заглушить боль!..
Но все - глупая надежда. Ей он более не верит.
Зачёркнута очередная строчка,
Все слова - неправильные, не там.
Что о людях может писать одиночка?
Все его мысли - ненужный хлам.
Не избавиться от горького послевкусия
Прожитых бесполезно лет.
Всегда безпричинно трусил он,
И жизнь книгочея потеряла цвет.
Скрасит ночь туманном молочным.
Белый серого ярче.
Может в последние минуты напишеться хорошая строчка,
Которая для книгочея хоть что-нибудь значит. |
