Я душу наполнил свою, как стакан, до краёв
отчаянным чувством, хмельным и слегка запоздавшим,
по-детски наивным и славящим имя твоё
как колокол храмовый служки десницей уставшей,
вбивающий в небо, как гвозди, семь искренних нот.
Дрожащим на струнах под частую фальшь баритона.
Пускай намекнут мне, мол, я – идиот.
Что время артерию чувства порвёт,
но ты почитаема мною, словно икона.
Мне известно, насколько безжалостен времени клык:
в лабиринте моём до зеркал полированы стены.
Но, грешит подзатасканным словом «люблю» мой язык,
под биенье артерий и пульсом гудящие вены.
Лунный диск, майской ночью надкушенный, в небе застыл,
расплескав серебро по аллеям притихшего парка.
А мне не умерить влюблённого пыл,
люблю, как Ромео Джульетту любил,
и брежу, как бредил Лаурой Петрарка.
В мегаполисе сонном, сжираемом светом реклам,
не осталось святого… В ночи, за чернильною стынью,
в бесконечности вёрст и минут мой единственный храм,
мой единственный ангел, чьё свято и дорого имя.
Пусть ни нимба, ни крыльев ему не судилось носить,
в этом мире, где счастье так коротко, хрупко и зыбко.
Позволяют надеяться, верить, любить,
жизнь, не в силах насытиться, допьяна пить
её голос, глаза и улыбка…
|