МОНТЕСУМА
Ходит и бродит угрюмая
трезвая баба одна.
Кличут её Монтесумою –
мол, из ацтеков она.
Бродит она между пашнями,
ходит и мимо лугов.
С виду баская, не страшная
баба анфас и с боков.
Но сокровенною силою,
блин, обладает она!
И чуть чего: не помилую!
скажет в упор. (Сатана!)
Как император безжалостный,
как Монтесума какой!
…Жил человек жизнерадостный:
бац! стал негодный башкой.
Порчу и сглаз как нашлёт она –
страждут и люди, и скот.
Пьют мужики напролёт до дна.
(Скажете: кто же не пьёт?)
В том-то и дело, что трезвыми
были они до сих пор.
Как рысаки, были резвыми.
Нынче другой коленкор.
Стонут хлева и окрестности.
Порча в округе царит.
Каждый мужик в данной местности
пьян и немыт, и небрит.
Сладу давно с Монтесумою
нет никакого, увы.
С ведьмой зловредной угрюмою
в званье ацтекской вдовы…
ДОННА ФЕДРА ИЗ ТИХУАНЫ
(экс на стих Наталии "Мексиканская женщина")
Между опунций и средь бугенвилий,
произрастающих в зарослях диких,
где нет дороги и автомобилей,
лишь ягуаров свирепые крики,
что раздаются там из-за деревьев
вдруг и внезапно, что перепугаться
ты не успеешь и вмиг будешь съеден,
даже не станешь при этом брыкаться –
там есть колодезь сакрального Педро,
взялся откуда он – нам непонятно…
Из Тихуаны пешком донна Федра
утром пришла к нему.
Чиста, опрятна,
с просьбою в сердце своём мексиканском,
с тщательно выученною молитвой.
И, расстелив пончо (плащ-самотканку),
сев на него, стала тихо молиться.
– О, Санта Педро! Верни мне Хуана,
из царства мёртвых его возврати!
Чтобы, когда ворочусь в Тихуану,
с нежностью я бы прильнула груди
милого, доброго славного мужа.
Зря я в горячке убила его
и закопала…
Ах, как он мне нужен!
О, Санта Педро, сверши волшебство!
… Время прошло…
Из трущоб Тихуаны
снова к колодцу пришёл человек.
Звали его, по секрету, Хуаном.
Плащ постелив, он прилёг на ночлег.
Утром проснулся и начал молиться:
– О, Санта Педро, прошу: помоги!
Федру унять не могу, баловницу.
Сделай, чтоб не было в доме ноги
этой душевнобольной нифмоманки.
Лучше бы я никогда не воскрес…
Только представь, что с утра, спозаранку
и до утра длится секса процесс.
|
Рада, что угодила!
Что ж ты угрюма так, баская?
Не допила что ли вчера?
Бредёшь, от края и до края,
Наполнив порчей буфера.
И назвалась же, Монтесумой,
Творя повсюду беспредел,
А ведь могла остаться умной,
И заслужить иной удел.
Присев средь ярких бугенвилий,
Глотнула, капель, этак пять
Из фляжки джиновых обилий,
Чтобы настала благодать.
Колодезь бы возник сакральный,
Навеяв снегириный секс,
А не навет с тоской печальной,
Что трезвой в душу нагло лез.