Нет правда, были времена, когда, не в силах больше,
я рано поутру, иль в сумерках ещё, из дома ускользал
и вёл машину по долине, по извилистой дороге -
к руинам, что на острове, тогда я уплывал.
Там пение дроздов мне музыкой звучало
и звёзды, угасая, мне дарили свет, журчанию ручья подобный,
что протекает у покойников пустых одежд.
Когда Далила любовника густую гриву стригла
она не разрушала ничего. И медля, Авраам совсем не медлил.
И всё же я напомню о смирении перед озареньем,
про жуткие часы, что вслед за пораженьем, -
когда бурлит река, сорвавшая плотину,
из берегов выходит и крушит свою тюрьму,
а в вышину взлетевшие дрозды ей гимн поют,
когда качаются их гнёзда в глубине ветвей сосновых
и грубый свет луны симфонии финалом
в чащобе яростно горит.
А ты, чужак и странник средь всего,
что лично сделал бы
среди седых руин, чтоб вновь они восстали,
и птицы взмыли с обожжёнными крылами,
и тени прошлого мелодию дерев взорвали,
и жизни всей твоей такая сладостная ложь
вдруг навсегда оборвалась?
2015-07-29
Черновой перевод 2015-08-16
Joseph Fasano is the author of three collections of poems. He teaches at Manhattanville College and in the graduate and undergraduate writing programs at Columbia University. He lives in New York City.
Послесловие:
Вот стихотворный перевод Натальи Фройнд, сделанный по моему подстрочнику:
В те времена, когда сквозь сумрак предрассветный
Я мчался на машине сквозь туман, стремился к морю,
Откуда открывался вид на остров неприметный,
А там руины замка, что от времени был чёрен...
Туда я уплывал, волшебным видом звёзд влекомый,
Которые дарили, угасая, моим восторгам дивный свет,
И тайной звуков горного ручья, журчащего истомой,
Вблизи пустых покойницких одежд немало лет..
Там по преданью хитрая Далила состригла с головы
Любовника семь кос. И Авраам, постигший мудрость Бога
Уверил всех, что медля, не сбавит темпа время, и молвы
Про жуткие часы за пораженьем, несущие несчастья много,
Как полная, бурливая река, сорвавшая течением плотину,
Крушит родимый берег, как тюрьму, в то время, как дрозды -
Взлетевшие напуганные птицы ей гимны воздают по чину,
Качаются их гнёзда под луной до утренней звезды.
Что можешь, чужестранец, ты, средь этого величья
Седых руин для возрожденья их во славу совершить?
Взметнуть под облака пугливый гомон птичий,
Или никчёмность дней своих опять вершить во лжи?
Очень интересный, сложный текст. Попыталась его как-то осмыслить логически и поэтически, что кажется немыслимо...
В те времена, когда сквозь сумрак предрассветный
Я мчался на машине сквозь туман, стремился к морю,
Откуда открывался вид на остров неприметный,
А там руины замка, что от времени был чёрен...
Туда я уплывал, волшебным видом звёзд влекомый,
Которые дарили, угасая, моим восторгам дивный свет,
И тайной звуков горного ручья, журчащего истомой,
Вблизи пустых покойницких одежд немало лет..
Там по преданью хитрая Далила состригла с головы
Любовника семь кос. И Авраам, постигший мудрость Бога
Уверил всех, что медля, не сбавит темпа время, и молвы
Про жуткие часы за пораженьем, несущие несчастья много,
Как полная, бурливая река, сорвавшая течением плотину,
Крушит родимый берег, как тюрьму, в то время, как дрозды -
Взлетевшие напуганные птицы ей гимны воздают по чину,
Качаются их гнёзда под луной до утренней звезды.
Что можешь, чужестранец, ты, средь этого величья
Седых руин для возрожденья их во славу совершить?
Взметнуть под облака пугливый гомон птичий,
Или никчёмность дней своих опять вершить во лжи?
В те времена, когда сквозь сумрак предрассветный
Я мчался на машине сквозь туман, стремился к морю,
Откуда открывался вид на остров неприметный,
А там руины замка, что от времени был чёрен...
Туда я уплывал, волшебным видом звёзд влекомый,
Которые дарили, угасая, моим восторгам дивный свет,
И тайной звуков горного ручья, журчащего истомой,
Вблизи пустых покойницких одежд немало лет..
Там по преданью хитрая Далила состригла с головы
Любовника семь кос. И Авраам, постигший мудрость Бога
Уверил всех, что медля, не сбавит темпа время, и молвы
Про жуткие часы за пораженьем, несущие несчастья много,
Как полная, бурливая река, сорвавшая течением плотину,
Крушит родимый берег, как тюрьму, в то время, как дрозды -
Взлетевшие напуганные птицы ей гимны воздают по чину,
Качаются их гнёзда под луной до утренней звезды.
Что можешь, чужестранец, ты, средь этого величья
Седых руин для возрожденья их во славу совершить?
Взметнуть под облака пугливый гомон птичий,
Или никчёмность дней своих опять вершить во лжи?