Я грезил Вами, Женщина, всегда,
считай, на протяжении всей жизни.
Но время…
Поседела борода;
напоминает по ночам звезда
мне о туманной Вечности и тризне.
Не приведётся мне Вас обнимать
и нюхать Ваш прелестный тёмный локон,
и фибрами души дрожа, снимать
ваш пеньюар, укладывать в кровать
и в спальне шторы задвигать у окон.
Ваш образ – воплощение мечты
влюблённого и нищего поэта;
бальзам от стихотворной немоты;
шедевр изящества и красоты
во время небывалого расцвета.
Я из-за Вас однажды бросил пить;
стал сочинять стихи, как одержимый,
как не переставал я Вас любить
и душу грешную мог загубить,
взыскуя идеал недостижимый.
Попробовал Вас даже рисовать
я в специально купленном альбоме.
Альбом изрисовал и взял тетрадь…
Не уставал портреты целовать
я, находясь в расслабленной истоме…
О профиль греческий, о римский фас!
Разлёт бровей под шляпкой и вуалью
и драгоценностей любых иконостас,
и в самом центре в сто карат алмаз,
и томный взгляд, окутанный печалью…
По вечерам включаю нижний свет,
сажусь на старый пуф спиной к камину.
Найдя в альбоме лучший ваш портрет,
я стих пишу о том, что краше нет
Вас, и камином грею спину.
|
Послесловие: Надежда Шереметева - Свеховская
Ах, сударь, суть печали вашей в том,
что глупым грезам жизнь посвятили,
во время провождении пустом,
нытьем, унынием, наполнив дом,
а про поступки начисто забыли.
И не заставил ждать вас результат:
ослабли руки без объятий страстных,
на разум же собрался компромат –
зачах, работая, как автомат…
Фантазий в ласках нет огнеопасных.
Теперь лишь шторы в спальне задвигать,
на это можете, вполне, сгодиться,
а в фибрах дрожь, прошу унять,
губу на пеньюар не раскатать…
Адьё… Любовник должен появиться.
В алькове ждет роскошная кровать,
и тело в ожиданье нежной ласки,
уж истомилось так, что не унять,
а вы идите мой портрет писать,
стихам рассказывайте свои сказки.
|
