Житейской прозы
блёкло-серенькая гладь…
мгновенья праздников, расшитых канителью...
а во влюблённости нельзя не повторять
конфузий захмелевших свиристелей:
склюёшь с руки пленительных миляг
плоды перебродивших обещаний
и клювом — в грязь... и сопли — на кулак…
Что проку от истошных причитаний?
Бессмысленно надеяться, —
с м е ш н о….
Беспечность встреч…
Фатальность расставаний…
Расхристан непроглядной пеленой
колючий снег — фантазией за гранью,
как амальгамой зе́ркала из хрупкого стекла
он осыпается
затасканностью прозы, –
не отогреть граммулечкой тепла
души живой
в трескучие морозы…
На разворотах безнадёжно волглых дней,
среди промозглости гнетущей тишины,
ты тянешь лямку
настороженней и злей…
Но будут сил твоих былых возвращены
священные истоки,
и с величием травы
весной, —
из снов своих геройски прорастаешь,
как сквозь лохмотья прелые листвы.
Сияет мир,
как выстиранный с «Vanish», –
сверкает первозданной чистотой!
И словно холст
следит за кистью живописца,
за буйством радуги… Над праздной суетой,
как будто странная встревоженная птица,
пари́т твоя Мечта,
взмывая в невесомость, —
пылинкой мироздания в безмолвии небес.
На пике трансцендентного излома,
в единстве с мудростью, ты истинно
в о с к р е с…
Где парадигмы личной
мощная основа,
срывая ветошь обносившихся обид, —
осознаёшь в себе желание по но́вой,
с победным ликованием,
л ю б и т ь!
И в этом чувстве без остатка раствориться,
и напитаться свежим воздухом сполна,
вкусив всю святость наслаждения
до дна —
свой Космос воскрешая
по крупицам.
Послесловие:
2CELLOS - from «Schindler's List» [из к/ф «Список Шиндлера»]
Борис Пастернак. Импровизация
Я клавишей стаю кормил с руки
под хлопанье крыльев, плеск и клёкот.
Я вытянул руки, я встал на носки,
рукав завернулся, ночь тёрлась о локоть.
И было темно. И это был пруд
и волны. — И птиц из породы Люблю Вас,
казалось, скорей умертвят, чем умрут
крикливые, чёрные, крепкие клювы.
И это был пруд. И было темно.
Пылали кубышки с полу́ночным дёгтем.
И было волною обглодано дно
у лодки. И грызлися птицы у локтя.
И ночь полоскалась в гортанях запруд,
казалось, покамест птенец не накормлен,
и самки скорей умертвят, чем умрут
рулады в крикливом, искри́вленном горле.