1
Побежали – никого
нет за нами. Даль пустынна.
Ради бога своего
Русь укроет неповинных
во снега, белы снега –
хладней смерти, ближе неба;
тяжесть зимняя легла –
глубже сна, белее хлеба.
***
Далеко ли до людей?
И чего от них увидим:
смерть-погибель? гони-бей?
Как от них живыми выйдем?
2
Я прозяб
до кости.
Боже, хлябь
замости
льдом белым,
чтоб целым
был под ногой, –
пройду живой.
***
Цепи сброшены,
стражники снежком запорошены,
финка в руке,
скорость в рывке…
***
Следы заплету
мимо жилья,
пуля на лету
будет не моя.
***
Собаки – за зверем,
а я – от собак,
погоней измерим
мы поле, овраг.
3
В лесу столько тьмы, что собаки за мной
собьются со следа, звериной тропой
уйду – не узнают, мои где следы;
как заяц, петляю, скачу от беды;
как волк одинокий, под близкой луной
скрываюсь в овраги – не надо за мной;
шатаюсь, бессонный, проклятый медведь,
настигнуть меня – это верная смерть.
4
Лес меня укроет, и лес не выдаст
никакой погоне – как в воду кану;
вы сюда не суйтесь, конвой, собаки,
нет вам удачи.
Лес меня укроет, и лес прокормит,
спать уложит лес и укроет снегом,
никогда не будет на мне клейма – нет,
инея кроме.
5
По грехам моим
осужден сюда:
был дельцом большим,
да лиха беда
принялась – был час –
за мою судьбу,
прекратила враз
свободУ, гульбу!
Ох, затейник-кат –
так и сяк кнутом,
косточки свербят
при всем деле том.
Чтоб добить меня
не пришел указ,
приняла жена-
каторга как раз.
***
И бессрочное
началось мое
в цепях прочное
бытие-житье –
ни прогулочки
и ни рюмочки,
сдобной булочки,
света с улочки.
6
А погнали как –
почти воля путь,
долгий мерим шаг,
медлим цепь тянуть,
и дойдем мы так
расстоянья-жуть,
и поможет Враг,
где с Руси свернуть.
***
Не пришла меня
проводить жена,
прогнала меня
с глаз долой страна.
А не надо нам
помнить, видеться;
по моим срокам
жизнь и выйдет вся.
7
В семи кровях крещен.
Матерью рожден.
Отцом сечен.
Бабкой заговорен.
Убийством обагрен.
Судьей осужден.
Палачом казнен.
Богом спасен.
Отпущен на семь сторон.
8
Сколько же можно рассчитывать,
так-эдак прикидывать свои планы,
маршруты конвойных вызнавать,
подгнившие доски в заборе искать,
с людьми говорить,
искать среди них надежных,
богу молиться,
ждать дней, чтобы стало теплее.
***
Все планы один другого стоят,
конвойные, как хотят, бродят,
доски в заборе все одинаковы,
люди или выдадут, или железом в бок,
бог молчит, с иконы глядит,
любая погода делу помеха.
Давно пора!
***
Ну, в добрый час,
ну, сквозь щель-лаз,
ну, в гиблый край,
ну, бег, давай!
9
Царь сибирский – дух тайги
нас встречает, привечает,
заметает след, шаги;
вихри, вьюги затевает.
И никто нас не найдет,
лаем собственным погоня
захлебнется, отведет
пули леший – на ладони,
теплые еще, лежат,
не пролили нашей крови.
Ветви старые дрожат
над пространством белой нови,
на которой никого
не видать, глаза ослепли
цель искать – меня, его,
ускользнувшего из петли.
10
Есть бог воров –
проведет меня
мимо капканов, ям.
И нет оков –
упадут, звеня,
тяжолые, к прохорям.
***
Есть беглый бог –
до России он
первенцу путь спрямит
мимо дорог,
где ведет закон,
железом своим гремит.
11
Я убегал от погони, дыханья уже не хватало,
воздуха вязкого легким; упал я, к стволу прислонился –
пусть настигают, хватают… Не слышу я лая и криков,
тихо в лесу; снег с ветвей легкой пылью слетает, сребристой.
Нет никого, кто за мной, поглотила тайга, я – свободен,
выпущен кем-то на волю совсем; как в тюрьме, как в России
мне не мечталось – свободен.
И, божьими занят делами,
тихо сидит человек. И когда за ним были погони?
12
Ты кто такой? – Бродяга. – За тобой
собаки лают. – За тобою волки
плетутся, за тобой бредет медведь,
и птицы твои мерзнут на лету, –
прими меня в свою лихую свиту,
пойдем гулять на воле, снеги мять,
пугать деревни посвистом разбойным,
дань собирать лесную… – Я такой же
бродяга, брат твой, тех же нор земли
беглец усталый. – Здешних мест хозяин,
гостеприимец. – Вольные мы оба!
13
А куда идти?
До самой России
добрести нетрудно – да там не лучше
каторга-морока,
тоска жестока,
скука-голодуха да новый случай,
чтоб в железо руки, в железо ноги,
чтоб в путь обратный.
Вот она, свобода под небесами –
час недолгий, трудный,
часок до смерти –
высота какая звездАми вертит! –
нагляжусь, -любуюсь на хор их чудный,
а замерзнув трупом под ихним светом –
к Богу отправлюсь.
***
Не спешу, стараюсь, чтоб как-то к дому;
где он есть, мой дом? Не к тюрьме ли выйду,
поплутав, -бродив? – Принимай, родная,
блудного сына.
14
В тех краях, где человеку
жить нельзя, нас держат, братья,
дольше жизни, дольше века
мати-каторги объятья.
***
Не отпустит сыновей
погулять в чужбине, воле –
дольше срока жизни всей
пребывать в тяжолой доле.
15
Тысячи лет моих, тысячи в трудной, в печальной неволе,
тысячи лет – тут, на прОклятом месте, с такими же рядом,
тысячи лет – до и после любой даты, срока любого.
Не кандалы на ногах, на руках – расстоянье и время.
Бог ихний. Бог этой стылой неволи, такого пространства,
где только капища мне за колючкой, затворы святые,
гибели место живой. Я глотаю, я требую жертвы,
сам заточен и прикован, я сам себе коршун голодный.
Вся-то моя здесь страна – вот опричное русское царство,
подлинное, скоро вся остальная Россия…
16
Кто-то вспомнит про меня,
крестом плечи осеня,
дунет, плюнет трижды вбок,
чтобы был мой путь далек,
чтоб развеялся мой вид,
чтобы, время вечный жид
из пожизненного срока
сколь ни жил, – и дальше столько!
17
И на полную свободу
отпустили, цепи сняли;
вышли счетом все-то годы,
сколько длили, добавляли.
Будто вечность за плечами,
бесконечность, неизбывность.
Все срока свои скончали,
всех снов-песен заунывность…
***
Вышли люди за ворота,
покурили, постояли –
выпить страшная охота,
только денег им не дали;
только времени немного,
погулять чтоб, отдышаться,
только дальняя дорога,
по которой возвращаться.
18
Не ждала меня мать,
и не ждал отец,
им двоим срок был умирать,
и я не жилец.
Поделили братья мое,
и поделом;
на ночевку, житье
не пустят в дом.
А та, кто милей всего
мне была,
та ни чего,
ни дня не ждала.
19
А увидят меня на краю села,
так попа позовут водой кропить –
тень не тень, мертвеца не мертвеца,
а не надо таким здесь у нас ходить.
20
Не ждала меня, не гадала видеть,
обо мне молиться не знала как ты –
то ли о живом, то ли как о мертвом;
на расстояньях
таковых мы все неотличны. Сердцем
тоже что почуешь? Молчит, не знает
и сейчас; молчит и не слышит стука
сердца другого.
|
