Бесконечно уставшие дети
Укрывают в ладошках глаза.
Угловатые в мертвенном свете
Свежевыбритые черепа
Утопив в поролоне подушек
Заклейменных змеею и чашей...
Они слушают хохот простушки
Недоверчивый няни и кашель
Человека в тяжелом плаще
Приходящего к ней на свиданье,
По тропе в ядовитом плюще,
Приносящего запах страданья...
Громыхавшего ржавым крюком
И блевавшего рыжею шерстью
Над забрызганным мозгом мешком
Провонявшим гудроном и смертью...
2
Падальщик слушает стоны
Одичавших машин на дороге.
Они там, где нависшие кроны
Престарелых платанов...
В тревоге
Замирают полночные звери
Распластавшись на белой разметке,
В ароматах бензина и прели,
Под набухшей туманами веткой.
Он целует нечистый халат
Над мешком наклонившейся няни,
Созерцавшей с восторгом распад
Под колесами умершей твари...
3
Дети боятся дороги
И возни в синеве коридоров,
Осторожно ползущих к порогу
Отголосков ночных разговоров.
Они трогают заячьи губы
И свои узловатые шрамы,
Окунаются в муть пересудов
Между стонами, бьющими в рамы.
В болтовню о восторге и фарах
Освещающих робкие тени,
О звучании влажных ударов
Разбивающих в щепки колени...
P.S.
Собираются дети ко сну,
Словно древнему грозному богу,
Они будут молиться плащу
Падальщика на дороге.
Ощущая присутствие няни
Подмывавшейся сонно над тазом,
Рядом с ей презентованной тварью
В отпечатках покрышек, безглазой.
Вспоминая ухмылку и крюк
Пробивающий лисью грудину.
И условный полуночный стук
И довольную няню,
Скотину...
|
