Вполне благообразный старичок с фамилией красивой Маасдамов, произведений Губайдулиной знаток, служил в одной конторе вместе с дамой с фамилией смешной Опохмелян.
Они в одном трудились кабинете. Она гармонь любила и баян, зато он мог часами о балете…
По паспорту старик был Антилох, её же люди звали Феогнидой.
Он не был из запойных выпивох, она ж собою не была сильфидой, похожей на дыханье ветерка.
Она была собой довольно плотной, с характером язвительным (слегка); любила сравнивать коллегу-старика то с птицей, то с каким-нибудь животным.
- Ты, Антилох, как канарейка глуп и туп, как тысяча ослов к тому же! И мне, признаться, ты совсем не люб, да и другим ты женщинам не нужен!
Был необидчив Феогниды визави:
– А не пойти ли в ресторан нам с вами? Мы выпьем, потолкуем о любви, о жизни обменяемся словами… А то в кино пойдём на «Аватар»? А может, в парке даже погуляем?
– Ты, Антилох, забыл, что слишком стар? Ну, что с тобой мы дурака валяем? У нас же на носу с тобой отчёт о нашей изыскательской работе! Как времечко стремительно течёт… Зарылись мы в бумагообороте… Вот раньше, помню, было всё не так. Гораздо лучше, помню, раньше было.
Муж-гармонист был, Сеня Четвертак. Ах, как же, как же я его любила… Последним мужем был Опохмелян. Его, как помню, Аванесом звали… Он был из этих, как же их? Армян! Работал он тогда на самосвале, а я домохозяйкою была…
Ещё один был парень. Звали Петей… Я прогнала его, вонючего козла!
А вот теперь с тобою в кабинете вдвоём который год уже сидим…
Ещё один мужик был на примете, но не срослось… И где ж ты, Никодим? Ушёл ты мрачным утром, на рассвете…
– А у меня жена всего одна… Была. Она с посланником сбежала. С французом Жюлем. Были времена… Со мною ей чего-то не хватало. Вот и слиняла жёнушка в Париж. Что с ней – не знаю. Пусть живёт, бедняжка… Зато с тех пор в моей квартире тишь, хотя без женщин, Вам признаюсь, тяжко. Со мною Губайдулина в тиши – из женщин. Из мужчин – Прокофьев. На ужин сам себе я жарю беляши и сам себе завариваю кофе.
Вы как насчёт покушать беляшей, а заодно и музыку послушать? Есть Шнитке. Он приятен для ушей. Прокофьева же пьесы греют душу.
И Феогнида согласилась... От себя она согласия никак не ожидала. Застенчиво платочек теребя, она в душе смущенье испытала.
…И вот они на кухне за столом, и вот они и в зале на диване. И снова разговоры о былом… И Феогнида вот уже и в ванне…
И вот уж в спальне антилоховской они, и музыка Стравинского играет, и за окном вечерние огни, в горшке гортензия благоухает…
И Феогнида Антилоху говорит:
– А ты бы взял меня, любимый, в жёны? Пусть счастье жизнь глухую озарит под эти звуки твоего музона!
И Антилох сказал: – Согласный я! Мы будем жить с тобой в согласье, родная Феогнидушка моя, и будут с нами и любовь, и счастье…
… Но счастье к ним, к несчастью, не пришло. На день другой в такси-автомобиле разбилась Феогнида, как назло… Её через два дня похоронили…
Через неделю, выйдя на балкон, и Антилох решил проститься с миром.
Перемахнул через перила он, оставив на Стравинского квартиру…
|
Но история конечно печальная... 
