Холодное тело его исковеркано мигом -
изгоя лишайник лишил — и любви, и у века:
от моря подняться по скалам с намереньем диким -
и всё, — больше нет ностальгией битья человека...
а как же иначе назвать так фантомные боли?
наверно, извилинам мох этот нужен, поросший
по кручам прибрежным, и только на Севере, что ли, -
поможет воскреснуть, да прежним, хотя бы и позже.
Когда-то вещунья шептала ему про лишайник,
сравнив этот мох по воздействию с сильным лекарством,
таким, что излечит в поэте психоз попрошаек -
их манию свергнуть добра не дающее царство.
Его ностальгия по старому, сказкою, миру,
где царь и не всякий, но всякий доволен судьбою,
где есть кому слышать его утончённую лиру,
совпала с тоскою по ласке и силе прибоя.
О, море! он плыл во твои берега слишком долго:
нелёгкие мысли несли его водным теченьем,
но платье приливов прикрыло искусственным шёлком,
а голь у отливов умножила хаос сомнений.
Бежать от своих, предназначенных свыше пенатов,
от корня воды, что прошла сквозь тебя, растекаясь...
она — та часть моря, что зла на пловца и не рада
его превращеньям, его возвращеньям — не каясь.
Молись, трансформируясь в нечто под зыбкостью Леты...
а впрочем, не зная молитв и в приметы не веря,
внимая безумным, охочим до мести… и где ты? –
в пустынях тоски и в разбуженном временем звере...
Вот так, забираясь на скалы, поэту казалось,
что знает он душу, которая в нём обитала...
а скользкий лишайник, что нужен-то, самую малость,
под ноги попал и поэта, взаправду, не стало.
-------------------------------------------------------
Императорская гавань,
Чёрный мыс,
Скала Забвения.
-------------------
|
