один поэт появлялся
на поэтических чтениях
с лохматой блондинкой,
и
она сидела среди слушателей,
и как только он заканчивал
читать стихотворение,
блондинка выдыхала:
«велико-лепно...»,
это производило впечатление,
и я сам
немного завидовал
ему:
никто, никогда не отзывался так
ни об одном
из моих стихов.
и каждый раз,
когда она восклицала
«велико-лепно!..»,
раздавались
аплодисменты.
он внедрял её
во все свои чтения,
этот поэт,
который был так обходителен
с дамами,
у него была
благодушная улыбка и
эти артистические
манящие
руки,
и он приманивал
успешно
повсюду,
как
говорили.
я посещал эти чтения,
так как я жил с одной
сексисткой, которая настаивала
на этом,
и поскольку наша связь
была ещё нова и
свежа,
мне приходилось приносить
эту ужасную
жертву;
и он читал
везде:
в каждой мелкой, жалкой,
незначительной
поэтической норе
в Лос-Анджелесе
и в ближайших
окрестностях.
этим вечером
с ним была новая подруга,
внедрённая
в аудиторию, -
крашеная, рыжеволосая,
в рыбачьих сапогах
и в ковбойской шляпе
с полуторафутовым
красным пером,
но она была так же хороша,
как и другие;
в определённое время,
после определённых стихов
она изрекала
слово:
«велико-лепно!»,
и аплодисменты
следовали...
спустя час он всё ещё
неутомимо декламировал,
и вот он окончил
стих,
и его новая внедрённая
воскликнула
снова:
«велико-лепно!..»,
и тогда это случилось -
в заднем ряду:
«Нет,
это не велико-лепно,
это полное говно!»
это была лохматая блондинка,
поднявшаяся
позади,
с одного из сидений,
держа свой бумажный стаканчик
с коктейлем;
и тогда грянули аплодисменты,
они сорвались и
стали нарастать,
и громыхать,
это было абсолютно, внушительно
и беззастенчиво,
он никогда не получал
таких аплодисментов,
как
эти...
|
