Какие-то журчащие слова, Чредою прозвучавшие, нависли… То для тебя последняя молва, А для неё подмена жизни смысла.
Вот этот час… и этот выбор места, и пьяный люд в напутственных речах, и сирый гроб, и слёзы вкуса теста в открытый рот, и тело в грубых швах…
А впрочем, не равно ли всё – вот мысль, не боль, не жалость, - светлое прозрение, когда взлетаешь – с ангелом, и – ввысь, а чёрт вдову целует в утешенье….
Какое утешение вдове,
Когда кусок ей вырвут, сердца боле,
Пройдёт как по щебёнке по молве,
Не чувствуя ногой босою боли.
Он с ангелом ушёл в немую высь,
А ей годами рубцевать остаток.
И будто черти мысли ворвались,
И топчут бедный мозг безумным стадом.
Когда в семье случается беда,
Скорбит душа безвременно усопшим.
Но не ему теперь влачить года,
Которых нет безжизненней и горше.
Он в небеса как ангел вышел весь,
Он больше не испытывает боли.
А та, кого он оставляет здесь,
Обречена на муки вдовьей доли.
Когда кусок ей вырвут, сердца боле,
Пройдёт как по щебёнке по молве,
Не чувствуя ногой босою боли.
Он с ангелом ушёл в немую высь,
А ей годами рубцевать остаток.
И будто черти мысли ворвались,
И топчут бедный мозг безумным стадом.
Когда в семье случается беда,
Скорбит душа безвременно усопшим.
Но не ему теперь влачить года,
Которых нет безжизненней и горше.
Он в небеса как ангел вышел весь,
Он больше не испытывает боли.
А та, кого он оставляет здесь,
Обречена на муки вдовьей доли.