Когда шторм разрывает одежды Неба, клочки облаков в исступлении спорят. Кроваво-огненное пламя прорывается между ними… Мои чувства подобны буре. Моё сердце подобно небу. Грядет холодная, безжалостная зима… (Вильгельм Мюллер. Грозовое утро)
ложное солнце
Морозное утро — рассветное солнце,
блистал перламутром паргелий,
и сердце, как птица, неистово бьётся —
на небесах обручальные кольца! А пальцы заледенели…
Сбежать от мороза в палящие дали,
Лавинией в джунглях укрыться —
на белом песке отпечатком сандалий,
тотальным террором былых вакханалий стереть закоснелые лица…
Согреет замёрзшие стылые пальцы
гранатовой кровью светило, –
в заоблачном мире кали́ка-скиталец,
рисуя картину на хрупком зерцале, воспрянет с ретивою силой…
Утонет душа в иллюзорной балладе
и зыбью волны растревожит
обилием ласковой грусти во взгляде,
а мир уподобится хлипкой монаде — пергаменту ломкой кожи…
И в отрешённости дальнего мира
слоняюсь беглянкой наивной, –
как звук истекающей негою лиры,
качаюсь русалкой на волнах эфира, лаская тела Дельфиньи…
Послесловие:
Иосиф Бродский — Я был только тем...
Я был только тем, чего ты касалась ладонью, над чем в глухую, воро́нью ночь склоняла чело.
Я был лишь тем, что ты там, внизу, различала: смутный облик сначала, много позже — черты.
Это ты, горяча́, о́шую, одесну́ю раковину ушную мне творила, шепча.
Это ты, теребя штору, в сырую полость рта вложила мне голос, окликавший тебя.
Я был попросту слеп. Ты, возникая, прячась, даровала мне зрячесть. Так оставляют след.
Так творятся миры. Так, сотворив их, часто оставляют вращаться, расточая дары.
Так, броса́ем то в жар, то в холод, то в свет, то в темень, в мирозданьи потерян, кру́жится шар.
