Послание РАЙНХАРТУ КЛЯЙНЕРУ, эсквайру, поэту-лауреату и автору стихотворения «Еще один бесконечный день».
Beatus ille qui procul negotiis,
Ut prisca gens mortalium,
Paterna rura bubus exercet suis*.
Гораций
Кляйнер! в чьем пульсе я слышу биенье
Юных амбиций и жар вдохновенья,
Кто, отклонив приземленный полет,
Рвется на штурм недоступных высот,
Передохни хоть на час от страстей,
Внемля размеренной песне моей.
Что есть блаженство? В чем выгода мне
В дальней звезде, что горит в вышине?
Должен ли страждущий множить страданье,
Чтобы упрочить свое состоянье?
Горе тому, кто, забыв про покой,
К мукам и радостям рвется душой.
Срок их проходит, и жертвою страсти
Гибнет душа, разрываясь на части.
Нет, мне милее Аркадские дали,
Где бы вовек я не ведал печали.
Или на Морвенском** мшистом лугу
Сердце свое я утешить смогу,
Выгнав все мысли тщеславные вон
Под колокольный чарующий звон.
В жизненном море гудят ураганы,
Мне же милее ручей у поляны.
Бурям и смерчам, что многих влекут,
Я предпочту деревенский уют.
Солнце, приветным лучом осени
Буковый лес, где сижу я в тени,
Кроны укрой золотистым ковром,
В зыби ручья заиграй серебром.
Феи, слетайтесь на страстный мой зов,
Чтоб покружиться над ширью лугов,
Чтоб своим танцем и радостной песней
Сделать мой отдых еще интересней.
Этот звенящий над лугом напев
Гонит из сердца унынье и гнев,
А вечерами сиянье луны
Мне навевает спокойные сны.
Можно ли, сидя на лоне природы,
Думать про тяжесть труда и невзгоды?
Разве скопленье проблем и забот
В силах лишить меня этих красот?
Эта долина знакома мне с детства,
Эти холмы получил я в наследство,
Эти вершины заснеженных скал
С давних времен покорить я мечтал.
Вечер приносит душе моей мир,
Дарит блаженство полночный эфир,
А над бескрайней равниной болот
Точками звезд испещрен небосвод.
Есть ли такие богатства на свете,
Что перевесят достоинства эти?
Односельчане в таверне убогой
Кажутся мне человечней намного
Свиты придворных, что, льстя и юля,
Любят хвалить своего короля.
Что мне с того, если после конца
Труп мой укроют покои дворца!
Нет, мне милей эти скалы и дол,
Где свои детские дни я провел.
Я предпочел бы покоиться в храме,
Где мои предки молились веками,
Где, совершая священный обряд,
В дольних просторах их души парят.
Вот оно, счастье! И пусть далека
Цель, что еще не достиг я пока.
Дафну преследовал Феб, и в итоге
В лавр превратили несчастную боги***.
Так же и наши земные дары
Нами вкушаются лишь до поры.
В чем же довольство? Мое резюме:
В праведной жизни и светлом уме.
__________________________
*Эпиграф взят из стихотворения древнеримского поэта Горация «Похвала сельской жизни»:
Блажен, кто вдалеке от городских забот,
как смертных древний род людей,
отцов поля взрыхляет на волах своих…
Перевод Н. Гинцбурга.
**Морвен – пологая гора на севере Шотландии. Расположена в Кейтнессе, область Хайленд.
***Имеется в виду легенда о Дафне и Аполлоне из «Метаморфоз» Овидия. Преследуемая охваченным страстью Аполлоном, дочь богини земли Геи и речного бога Пенея взмолилась к родителям с мольбой изменить её облик, и была превращена в лавровое дерево.
Content
An Epistle to RHEINHART KLEINER, Esq., Poet-Laureate, and Author of “Another Endless Day”.
Beatus ille qui procul negotiis,
Ut prisca gens mortalium,
Paterna rura bubus exercet suis.
—HORACE.
KLEINER! in whose quick pulses wildly beat
The youths ambition, and the lyrist’s heat,
Whose questing spirit scorns our lowly flights,
And dares the heavens for sublimer heights:
If passion’s force will grant an hour’s relief,
Attend a calmer song, nor nurse thy grief.
What is true bliss? Must mortals ever yearn
For stars beyond their reach, and vainly burn;
Must suff’ring man, impatient, seek to scale
Forbidden steeps, where sharper pangs prevail?
Alas for him who chafes at soothing ease,
And cries for fever’d joys and pains to please:
They please a moment, but the pleasure flies,
And the rack’d soul, a prey to passion, dies.
Away, false lures! and let my spirit roam
O’er sweet Arcadia, and the rural home;
Let my sad heart with no new sorrow bleed,
But rest content in Morven’s mossy mead.
Wild thoughts and vain ambitions circle near,
Whilst I, at peace, the abbey chimings hear.
Loud shakes the surge of Life’s unquiet sea,
Yet smooth the stream that laves the rustic lea.
Let others feel the world’s destroying thrill,
As ’midst the kine I haunt the verdant hill.
Rise, radiant sun! to light the grassy glades,
Whose charms I view from grateful beechen shades;
O’er spire and peak diffuse th’ expanding gleam
That gilds the grove, and sparkles on the stream.
Awake! ye sylphs of Flora’s gorgeous train,
To scent the fields, and deck the rising main.
Soar, feather’d flock, and carol o’er the scene,
To cheer the lonely watcher on the green.
Sweet is the song the morning meadow bears,
And with the darkness fade ambitious cares:
Above the abbey tow’r the rays ascend,
As light and peace in matchless beauty blend.
Why should I sigh for realms of toil and stress,
When now I bask in Nature’s loveliness?
What thoughts so great, that they must needs expand
Beyond the hills that bound this fragrant land?
These friendly hills my infant vision knew,
And in the shelt’ring vale from birth I grew.
Yon distant spires Ambition’s limit shew,
For who, here born, could farther wish to go?
When sky-blest evening soothes the world and me,
Are moon and stars more distant from my lea?
No urban glare my sight of heav’n obscures,
And orbs undimm’d rise o’er the neighb’ring moors.
What priceless boon may spreading Fame impart,
When village dignity hath cheer’d the heart?
The little group that hug the tavern fire
To air their wisdom, and salute their squire,
Far kinder are, than all the courtly throng
That flatter Kings, and shield their faults in song!
And in the end; what if no man adore
My senseless ashes ’neath Westminster’s floor?
May not my weary frame, at Life’s dim night,
Sleep where my childhood first enjoy’d the light?
Rest were the sweeter in the sacred shade
Of that dear fane where all my fathers pray’d;
Ancestral spirits bless the air around,
And hallow’d mem’ries fill the gentle ground.
So stay, belov’d Content! nor let my soul
In fretful passion seek a farther goal.
Apollo, chasing Daphne, gain’d his prize,
But Io! she turn’d to wood before his eyes!
Our earthly prizes, tho’ as hotly sought,
Prove just as fleeting, and decay to naught.
Enduring bliss a man may only find
In virtuous living, and contented mind.
|
Это по-настоящему круто.