Шиповник с фенхелем и чинкапин: Амброзия царит над полем, От прошлого отчаянья слезит, Душа, утратившая волю, Их с полем смерть одна роднит.
Жужжанье саранчи, выкрик сверчка: Слились в звучанье беспокойства, И звуком от скрипучего толчка Кузнечика, вело к расстройству, Шипами одиночества в клочках.
Тоскует поле на больной земле, В отчаянье убитой горем: Сурка нет норки на её холме, И бурундук живёт в неволе – Растеряно живое в том ярме.
Так было одиноко, грустно мне, Когда не слышал пчёл гуденье - С вопросом обратился к страшной тьме, Ждать ли природе возрожденья, И вдруг – деревья, как во сне...
Скелетами корявыми стоят, Измученно тряся костями Погибшей расы, ранено глядят, Как монстры с рваными руками. Мой разум страхом стал объят!
Там человек стоял увитый мхом - Как из лишайника фигура, Ослепшая собака там при нём, Жила растеряно и хмуро, Рычащая израненным клыком.
Обуреваем ужасом, смотрел, На мёртвый я сорняк и, бледный… Как дуновеньем пыли пролетел, Исчезнув предо мной бесследно. Их дух лучом седой зари. . . прострел.
Были они, иль это смерти часть – От фенхеля, амброзии и рута? Или формы разума, от страха власть, В отчаянье сковали спрутом, И горя, в чью попал я пасть.
Послесловие:
«Мэдисон Джулиус Кавейн родился в Луисвилле, Кентукки 23 марта 1865 г., пятый в. дочь Уильяма и Кристианы (Стелсли) Кавейн. Его отец делал запатентованные лекарства из трав. Таким образом, в детстве Кавейн познакомился с местной природой и полюбил ее. После окончания средней школы Кавейн работал в бильярдном зале в Луисвилле кассиром на Нью-маркете Уоддилла, который также служил игорным домом. Он проработал там шесть лет, откладывая зарплату, чтобы вернуться домой и писать. Его продукция составила тридцать шесть книг и 1500 стихотворений. В его сочинениях сцены из Кентукки представлены на языке, перекликающемся с Перси Биши Шелли и Джоном Китсом. Вскоре он получил прозвище «Китс из Кентукки». Он был настолько популярен, что к 1900 году он сказал Louisville Courier-Journal, что его доход от публикации стихов в журналах составлял около 100 долларов в месяц.
В 1912 году Кавейн был вынужден продать свой старый дом в Луисвилле на улице Св. Джеймс Корт (2 / 2 кирпичный дом, построенный в 1901 году, который он приобрел в 1907 году), а также часть его библиотеки после потери денег в результате краха фондовой биржи 1912 года. В 1914 году Клуб авторов Нью-Йорка включил его в свой список помощи. Он умер 8 декабря того же года и был похоронен на кладбище Кейв-Хилл.
Влияние В 1913 году, за год до своей смерти, Кавейн опубликовал стихотворение под названием «Пустошь» в чикагском журнале. Редактором которого был Эзра Паунд. Ученые считают это стихотворение источником вдохновения для Т. Стихотворение С. Элиота Пустошь, опубликованное в 1922 году и считающееся рождением модернизма в поэзии. Связь его творчества с творчеством Элиота. был отмечен канадским академиком в The Times Literary Supplement в 1995 году. В следующем году Бевис Хиллиер провел больше сравнений в The Spectator (Лондон) с другими стихотворениями автора Кавейн; он сравнил строки Кавина «… приходят и уходят / Вокруг его древнего портика» с словами Элиота «… приходят и уходят / говорят о Микеланджело».
«Пустошь» Кавейна появилась в январском номере журнала Chicago Poetry за январь 1913 года (который также содержал статью Эзры Паунда о лондонских поэтах). Поэзия Кавина объединила его любовь к природе с преданностью ранней английской и европейской литературе, мифологии и классическим аллюзиям. Это, безусловно, во многом отражало интересы самого Т.С. Элиота, но в то время как Элиот также искал современный язык и форму, Кавейн стремился сохранить традиционный подход. Хотя он приобрел международную репутацию, его затмили, поскольку жанр поэзии, в котором он работал, становился все более устаревшим».
Восславим храбрецов в сказаньях и балладах,
Пусть спорят с пустотой и безразличьем душ.
Ведь мир - такой, как есть, а не такой, как надо -
А мы молчим пока наш враг играет туш...
Век живи - век учись! Спасибо, Наденька. Много нового и интересного узнала.
И вот видишь, как ни крути с современными формами и нормами, а традиционный подход - это классика. И о ней помнят.
Лямаша, ты всегда зришь в корень!
Век живи - век учись!
Успехом не кичись,
И будем живы этим:
Все знать нельзя о свете.
***
Без классики, как без хребта,
Болтаясь, голова пуста:
В ней мысли без основы,
Слабы, как без подковы.
Вас это не должно беспокоить.
Чаще всего читающие не вникают в суть, летая по верхам.
А с вами этот номер не проходит:что ни слово, то зашифрованное действо.
Надо думать, пропускать через себя.
Я это давно дерзала.
Посмела, так сказать.
Ты мне напомнил своей розой.
Это вдохновение от тебя.
Из книги брала первоисточник.
Здесь не знаю, есть или нет.
Он поразил мое тогдашнее состояние - Мое.
Один в один, и такой рельефной образностью!
Неслучайно он покорил Элиота для начала модернизма.
