Сожги, родная, мой костюм рабочий,
Ведь мне его совсем-совсем не жаль.
Он был мне сбруей, а поводья
Запечатлел Отец и вынес на скрижаль.
Костюмчик, так себе, как фартук у плиты,
Я с ним всегда была на ты,
Рубаха, что детей моих хранила
Во чреве милости и доброты.
А рукава её - два жернова неутомимых,
Почти что никогда не отдыхали,
Не зная устали, вращались для любимых:
Варили, мыли, шили, пряли, ткали.
Но были дни, когда могли извлечь
Прекрасный звук, пройдясь по инструменту.
О, то была божественная речь -
Импровизация бесценному моменту.
А обувь моего костюма... так чиста,
Хоть смазана и, вроде бы цела,
Скрипит, кричит, отведавши кнута,
Когда-то целомудренно бела.
И моё Я ту обувь не пошлёт
Пройтись по величавому Эльбрусу,
Я скрипнет тихо и слезу поймёт:
"Ну, послужи ещё, порадуй душу".
Но самый странный элемент того костюма
Мечтательный причудливый колпак.
Отдельно он живет, не замечая шума
И ропота частей других, видать, совсем дурак.
Колпак поёт, смеётся, шутит, мечтает о пустом,
Послав подальше сапоги, вертлявой шеей крутит,
А по ночам строчит стихи, пренебрегая сном,
Ругается, чудит, в стакане воду мУтит.
Чудак! И не поймёт никак, костюм уже не тот,
Его запал не выдержит двадцатилетний,
Наивно думает, пока ещё сойдёт,
Ликует и резвится, как трёхлетний.
Мечтает заслужить костюм другой -
Концертный фрак для исполнения прелюдий.
"Воздай мне, Отче, щедрою рукой,
Перенеси в мир музыки без суеты и судей".
Но иногда бывает, дорогая,
Он вдруг притихнет... слушает... молчит,
Не головой, а сердцем ощущаю,
Как Я с ним тишиною говорит.
И, как нашкодивший ребёнок,
Колпак стыдится слепоты своей.
Обласканный любовью, из пелёнок
Стремиться вырваться быстрей.
И так, с полуночи и до утра,
Его пленяет эта странная игра.
Да, милая моя, примерно так:
Врачует Я и, окружив заботой,
Прощает тот юродивый колпак,
Вершит свою привычную работу.
Сожги, родная, мой костюм рабочий,
Ведь мне его совсем-совсем не жаль.
Я - луч, Я - капля, звук, частица Бога,
А мой костюм - всего одна скрижаль.
|
