Мене, мене, текел упарсин

Я был недавно просто сломлен, был сражён наповал,
вскипал и брызгал мыслей магмою мозг.
Над первозданной тьмой сознания, как солнце вставал,
меняя жизнь, национальный вопрос.
Картина мира социальная трещала по швам,
а кубик смысла улетал на «зеро»:
евреи всюду и у них на всё патент и права,
«сыны Израилевы» - каждый второй.
По веткам древа родословного спускаясь к корням,
похож на лошадь, что ведут на убой,
терзаюсь версией – расстригой: неужели и я?
А вдруг генетика дала, таки, сбой?
И где-то там во время Нестора, лаптей да лучин
в роду моём был непохожий на всех,
сокрытый предками моими в силу веских причин
Иезекиль, а, может быть, Моисей.
Гляжу на русскую эстраду и еврейский фольклор
терзает каждый мой истрёпанный нерв.
Звезда Давида проявляется, как приговор,
и слово «Jude» на немецкий манер.
А по ту сторону экрана, за волшебным стеклом
потомки тех, кто в Бабий Яр не попал.
И вместо «здравствуй» с языка слететь готово «шалом»,
чтоб пасть подранком к их кошерным стопам.
Часы предсказывали утро, ночь пустив под откос
на всех известных часовых поясах.
Виденье было: сквозь дремоту мне явился Христос:
«Имею вам, любезный, что-то сказать…»
Что было дальше – я не помню, сна окутал туман,
свечу сознанья до утра погасив.
Но, опустилось, как монета подаянья в карман,
«Мене, мене, текел упарсин…»
Потомок Ноя и Иакова, ты не осуждай,
не предавай, ученье помня, суду.
Ведь мне и так заказан путь в тебе обещанный рай:
подобных циников в Эдеме не ждут.
Я эту ересь своевольную несу, словно крест,
хотя и знаю: не сносить головы.
Шабат окончен, вэй! Летит в завивку пейсов протест:
куда ни плюнешь, охренеть! всюду вы!
Еврей – меняла, управляющий и брадобрей,
поп – идол, менеджер, чиновник, банкир.
В прямом эфире Президента спросишь: «Вы – не еврей?»
Так ведь найдут, замочат, спустят в сортир.
Мне не познать в ответ Христовых слов прощенья, любви
и я не лезу просто так на рожон:
замок молчанья на устах безбожных, грешных моих,
как завещал еврейский царь Соломон.