Я видел, как падает лист, закрутивший в спираль
последний и первый свой путь, покорившийся ветру…
несущий расшитую снов лоскутами печаль
девчонки – шанжан в ярком платье и радужных гетрах…
Я чувствовал то, как сливаются в нервную дрожь
вибрации неба. Ступая на старые грабли,
я слышал, как мечет отступник по имени Дождь
осиные жала – холодные колкие капли
покинувших пристань спокойствия ангельских слёз,
как дань сожаления в адрес беспутных не вечных…
Как с мира сдирает безжалостно глянец и лоск
неоновый сумрак, сжигая стоваттные свечи.
Как гнётся, рождая хрипение плашек, паркет
под аборигенами мира – нуар домовыми.
И слышу перкуссию Смерти – копыта коней,
что посланы мёртвой Вселенной за нами, живыми.
Я вижу изнанку гротескного мира. Стежки
грубы нарочито, а нити тонки паутинно.
Виденья вливаются, болью врезаясь в виски,
дробят позвонки и впиваются крючьями в спину.
Я вижу, что будет с тобой через миг… через час…
где газа педаль вжать в продавленный пол до отказа.
И занавес век не снимаю с зашторенных глаз.
Я всё это видел бы даже оставшись безглазым.
Животную боль. Первобытные ярость и страх.
Пульсации огненных вспышек в нейтронном тумане.
Я видел иуд. Но, ни разу не видел Христа,
как нищий ни разу купюры в дырявом кармане.
Глаза закрываю… Внезапным прозрением пьян,
слегка оглушённый видений толпящихся хором,
я пальцем вожу по скрижалям земным бытия,
бессмысленно споря с зачитанным мне приговором.
Не слышать, что было. Не видеть, что будет. Не знать.
С радаров уйти означает воскреснуть и выжить.
Сложнее всего в тупиковой дилемме – не спать.
Глаза закрывая, во мраке сознания – вижу…
|
Не слышать, что было. Не видеть, что будет. Не знать...