Он не юлил, он был предельно честен
И откровенен как раскрытая ладонь.
Всю скорбь души его я ощущал с ним вместе.
И шторм эмоций, и безумных чувств огонь,
И свет печали, и потери тяжкий стон.
Дымилась боль затушенным окурком.
В пульсирующий сжавшийся комок
Он с выверенной точностью хирурга
Мне прямо в грудь длиной блестящих строк
По рукоять вогнал стихов клинок.
|