Однажды полночью тоскливой
Сидел я, слабый и унылый,
Погружённый в размышления
Над томами древних книг,
Полных знаний позабытых,
Причудливых и любопытных.
Я постигал их в изобилии,
В потёмках и в уединении
Покоев сумрачных моих.
Стремясь отходить ко сну,
Я слышал: в дверь раздался стук -
Неясный, словно запоздалый путник
Тихо постучал ко мне.
Я пробормотал: то всего лишь
Гость в полночной тишине.
Отчётливо припоминаю:
За окном мрачный был декабрь,
И, каждый уголь, угасая,
Отбрасывал на пол фантом.
Я ждал рассвета с нетерпением,
Но тщетно было то стремление.
Погасло в книгах сокрушение -
Скорбь по утраченной Ленор.
Непостижимой, лучезарной,
Безымянной здесь с тех пор.
Пурпура шелкового шуршание,
Неуверенный шелест завес,
Привел меня в содрогание,
Наполнив полчищем кошмаров
Покои, прежде не бывавших здесь.
Дабы унять сердцебиение
Застыл я, повторяя вновь:
То молил странник о ночлеге.
Лишь путник, больше ничего.
Вскоре моя душа окрепла,
И я промолвил, не колеблясь:
"Прошу простить, о сэр иль леди!
Но дело в том, что я дремал,
А Вы так нежно постучали,
И столь слабо Вы стучали в двери,
Что я едва ли был уверен,
Насчет того, что слышал вас!» —
Тут дверь широко отворилась,
А у самого порога не оказалось никого.
На улице лишь тьма сгустилась.
Лишь тьма, и больше ничего.
Всматриваясь во тьму глубоко,
Стоял я там очень долго,
Словно пристальным взглядом кого-то
Так стремился отыскать.
Опасаясь, сомневаясь,
Беспрестанно предаваясь
Тому, о чем ни один смертный
Не осмелится мечтать.
Но в тиши столь непрерывной
Ни един звук, ни плач надрывный
Мой слух не в силах воспринять.
Судьба мне не подала знак.
Я был недвижим битый час,
Единственным, что прошептал
В мраке кромешном тупя взор,
Было слово то - "Ленор".
Возможно, мне лишь показалось,
Но только эхо отозвалось.
Лишь эхо - больше ничего.
В покои тотчас возвратился
И не спеша оборотился,
И явственно ощутил я,
Как дух пылал в моей груди.
И я поднял глаза в надежде,
Услышал стук громкий, чем прежде
На сей раз от ставен
Он исходил, не от двери.
Пытаясь сердце успокоить,
Я сделал шаг, чтобы позволить
Источник стука отыскать,
И тайну эту разгадать.
И пришлось мне принять на веру -
То, несомненно, просто ветер!
Причиной стуканья был ветер.
Лишь он, и больше ничего.
Когда я ставни распахнул,
Незваный гость ко мне впорхнул.
И с трепетом в тот же миг
Предо мной Ворон возник.
С величием леди иль лорда,
Он ни единого поклона
В знак почести не оказал,
И лишь вальяжно восседал
На бюсте, что около двери.
Бюсте Паллады, что у двери
Хранился дома моего.
Ворон сел - больше ничего.
Эбенового цвета птица
Заставила просиять улыбкой:
Гребень был подстрижен и выбрит
Заметил я, не убоится
Она ничего вовек.
И вопрошал я, как прозвали
Того господина, с кем блуждал
Ужасный Ворон древних дней,
Населявший Плутонийский брег.
Ворон сказал: "Никогда впредь!".
Ответ привёл в изумление,
Хоть мало относился к делу.
Как неуклюжая птица
В силах понять людскую речь?!
Однако, Ворон слышал ясно,
И отозвался он прекрасно.
Над дверью покоев восседая,
И вдаль направив строгий взор.
И я не мог не согласиться,
Что довелось узреть мне птицу
Как часть бюста над дверью
С наименованием: «Nevermore».
Но Ворон, сидя безмятежно
На бюсте, одиноко, как прежде,
Бормотал одно вовек.
Будто в этом странном слове
Он изливал всю душу снова,
Лишь оно было в лексиконе
Единственным запасом ведь.
И во время произношения
Был совершенно неподвижен.
Ни черного пера с тем словом
Ворон ни разу не обронил.
Мой дух трепетал в смятении,
С трудом уняв свое волнение,
Я лишь едва заговорил.
Пробормотал, что вот ночь сгинет,
Как он тотчас меня покинет,
Подобно надеждам, что истлели
В душе измученной моей.
Ворон сказал: "Никогда впредь!".
И я замер, ошеломлённый
Ответом, вновь произнесённым.
Столь метко нарушив безмолвие
Покоев сумрачных моих.
Сделал я умозаключение,
Что то слово, вне сомнения
Несло лишь печальное бремя,
Как господина, что беспощадной Тени
Оказался рабом вовек.
И Ворон пойман был в то время,
И песнь его неслась в стремлении,
Как панихида вслед Надежде.
О, никогда! Никогда впредь!
Ворон заставил улыбнуться,
Я в мягком кресле развернулся
Поближе к птице, меж дверью и бюстом.
Терзали смутные сомнения,
Утопая в бархате и воображении,
Я предавался размышлениям,
И рассуждал, что за видение
Возникло предо мной теперь?
Как быть с нелепой, изможденной
Птицей былых времён?
И каково истинное значение
Слова: "Никогда впредь?".
Я делал лишь предположения,
Не выказав тени почтения,
Ни слова птице, той, что жжение
Оставила в моей груди,
Впиваясь огненным злым взглядом.
И сидел я, невозмутимо гадая,
Откинув голову свою
На бархатной подушке, где, мерцая
Свет лампы как бы издевался,
И на пурпуре отражался,
Злорадствуя вдогонку мне.
И тут почудилось: плотнее
Стал воздух, словно напоенный
Благоуханием кадильниц,
Незримых отчего-то мне.
И Серафима шаги звенели
По полу с тафтинговым ковром.
"Несчастный! Чрез Ангелов непенте
Как избавление, послал Бог!" -
Воскликнул я, - О, выпей непентес
От воспоминаний по Ленор!
Дай мне забвение от потери
Не в силах я это терпеть!
Сказал Ворон: "Никогда впредь!".
«Пророк!» - вскричал я, - зла творение!
Иль бурей ты выброшен на берег,
Иль Искусителем был отправлен
На этой земле пустынной,
Где властвует невыразимый
Ужас в обители моей?
Есть ли бальзам в Галааде?
Правду скажи, я умоляю!
Есть ли бальзам, дай мне ответ!
Ворон твердил: "Никогда впредь!".
«Пророк!» - вскричал я, - зла творение!
Птица иль дьявольское наваждение?!
Дай клятву Богом и тем Небом,
Над нами издревле склонённым,
Скажи душе отягощённой,
Доведётся ли в Эйденне
В объятиях святую деву,
Что ангелами Ленорой звать,
Ему во веки веков держать?
Обвит руками ль драгоценную,
Всю в сиянии, погребенную,
Царственную и незабвенную
Деву, средь сонма небесного,
Суждено ли лицезреть?!
Ворон сказал: "Никогда впредь!"
Тут, приходя в исступление
Воскликнул я в остервенении:
"Будь знаком нашего расставания
Сие изречение, птица иль дьявол!
Возвращайся в бурю и на плутонийский брег!
Одиночество мое оставь нерушимым вовек!
И в знак той лжи, душой изреченной,
Не кидай и перьев чёрных!
Вынь свой клюв из сердца,
И закрой с той стороны дверь!"
Ответил Ворон: "Никогда впредь!".
И на бледном бюсте Паллады
Ворон над дверью восседает,
Не шелохнувшись и со взглядом
Демона, застыв в мечтании.
И струится над ним свет лампы,
Отбрасывая на пол тень.
И дух мой на полу, как в оковах,
Поднимется ль когда он снова?
Я узник ее навек,
А посему - "Никогда впредь!".
|