В ягодном кусту, что под деревом расположился, лежал растерзанный в трёх местах бледноватый ёж. Лапки его, словно стальные осколки разорвавшейся мины, пресмыкались в разных уголках куста. Когда солнышко выглянуло над лесной опушкой, ёжик вспрыгнул с импровизированной могилки и бежал, разбрасывая по тропе уничижения оставшиеся от разреза внутренности. После же утренней пробежки, ёж оказывался у камня, что весь покрытый мхом и глазами змей, кротов и птиц. "Охотник потрудился на славу" - подумал осчастливленный ёж, ему уже нечего боятся, он уже давным-давно всё потерял: глаза, уши, рот с зубами и свои прогнившие иголки, которые только и делали, что давили ёжику прямо в спину, терзая его мелкую тушку грёзами и слезами тех, кого он успел повидать. Он чувствовал каждое их прикосновение, что тогда, перед их кончиной, что после, в облике душистых шкур и чешуек на горбе обледенелого ежа. Опушка всё гремела, словно гремучая змея душитель, своим хвостов крутила верхушки деревьев в бока и вдоль, они никогда не стояли спокойно, всегда бушевали. Какие-то деревья стояли без листьев, какие-то без братьев иголок, какие без коры, какие без корня, всех их объединяла одна общая рукавица - земля, роднее которой только общий лес, общий свист ветров и общая идиллия скоротечного разложения.