Как по морю-окияну, по великому раздолью,
сквозь оранжевые волны на серебряной ладье
молодой сперматозоид со товарищи сам-триста,
удалыми и лихими, плыл в неведомую даль.
Он им пел такие песни, он им вел такие речи,
Он слова им рек такие, взором пламенным горя:
«Там, за морем-окияном, за широким окаемом,
За лугами, за лесами терем девичий стоит.
В нем томится яйцеклетка, та, что сердцу всех милее,
Та, что в мире всех дороже, расчудесная краса.
Под косою – ясный месяц, а во лбу звезда сияет
Ярче, чем на Спасской башне и прожектора сильней.
Поплывем же к милой, други, и в виду ее пределов
Мы затеем сечу-битву – чтобы каждый против всех.
Кто останется последним, тот получит яйцеклетку,
Чтобы телом и душою с нею слиться навсегда».
И ему сказали други, мол, рехнулся ты от качки,
мол, товарищей любезных ты на бабу променял.
И ему связали руки, и ему на белы ноги
Те товарищи лихие привязали колосник.
И утоп сперматозоид, канул в черную пучину,
Чтобы до скончанья века не достичь пустого дна.
Корабельная ж команда, утопив сердечна друга,
Стала тут же править тризну, крепко выпив и поев.
А за дальним окаемом молодая яйцеклетка
Стала плакать неутешно, чудо-косы выдирать.
И от плача ссохлась кожа, под косой погаснул месяц,
А глаза, от слез увянув, укатились за порог.
|