Предисловие: Пока не изменилось наше небо,
полученные раны не зажили,
пока на землю не пролился дождь. Уильям Эверсон. Пыль и Слава На склоне Лотарингского холма
крестьянин, роя яму, обнаружил
огромный, сгнивший камень
и плиту,
что расколовшись от удара
с треском,
ему открыла древнюю гробницу.
Стучит лопата с лязгом о железо.
Наружу вытащил огромный,
древний меч со ржавой ручкой
и кривым клинком.
Был этот меч ни римским,
ни тевтонским.
Он повертел его в своих больших
руках,
погладил ржавчиной проеденный
металл
и вышвырнул случайную находку.
При свете меч свернул коричневой
полоской.
Сверкает он лишь раз в тысячелетии,
меч драгоценный вновь в земле
потерян.
С далёких азиатских склонов гор
Атилла вёл орду на сонный Запад.
Орущие, визжащие рассветы,
свидетели бесчисленных захватов
богатых стран.
Их превращал ты в пепелища
после того, как их завоевал.
Ты убивал, захватывал и жил
подобно лезвию огромного меча.
Ревущий хор под Римом древних
готов.
Через года ты диким волком
пробегал. |
Послесловие: Dust and Glory
Till the sky changed, the long wounds healed,
till the rain fell
On a low Lorainian knoll a leaning peasant
sinking a pit meets rotted rock
and a slab.
The slab cracks and is split,
the old grave opened, his spade
strikes iron and keenly rings.
Out of the earth he picks an ancient
sword, hiltless which rust
and the blade a long double
curve, steel of no Roman
nor Teuton king, but metal
struck in the sleeping East
and lost in the raids,
he turns it awhile in the thick
hands, his thumb searching
the eaten edge, and throws
it aside.
The brown strip winks in the
light and it sunk.
Winks once in a thousand years,
in the sun and the singing.
air, and is lost again in the
ground.
Atilla, you rode your hordes
from the Asian slopes and
sewpt to the West,
In the screaming dawns you
struck the rich earth and left
it smoking,
Struck and butchered and
lived like the crimson arc
of a cutting knife roaring down
Rome and the north-born Goths,
through the reeling years
you run like a wolf. |
