Желтизна пышных кудрей, хаотично сбившихся в кучу в такт необузданным его мыслям, обрамляла лоб высокий и бледный. Где под толщей черепной коробки громоздились одна на другой идеи. Большей частью чужие. «Переосмысленные», как любил выражаться. Пытался эти идеи переносить в действительность. Однако те чахли и умирали в безжизненной пустыне фактов и обстоятельств.
Миром и спокойной решимостью дышала грудь его. По виду походил на поэта. Но стихов не писал. За то его уважали, но не ценили.
Временами важничал, изображая, будто необходимость ему неведома. В бедности не горевал, разбогатев, не ликовал.
Одежду носил аккуратно, стиль свой старательно соблюдал. Все отличия пестовал и превозносил.
В спину никому не предательствовал и не изобличал. Мог придерживаться раз выбранного принципа, а мог и отойти. Существование неизбежно вносило непоправимые коррективы. Оставалось лишь следовать. Не в силах покорять, Судьбе подчинялся. Вечно та над ним верх держала.
Зачем-то отправился на войну и даже вернулся оттуда. Почти таким же, каким и был до неё. Смерть, грязь и ужас не смогли изменить его. Взгляд не то презрительный, не то равнодушный, не то серьёзный или всё это вместе. Его сохранил в прежнем выражении.
С дури маялся книгочтением. Нигилизм с идеализмом мешал. Экзистенциально стал мыслить. Мировоззрение сменял за мировоззрением. Фантазийное в нём соединялось с реальным. Получался компот из идей, представлений и возможностей.
Обвиняли в артистизме. А он бы и сам рад, да не притворялся. Странный он день от дня страннел всё больше. Уподоблялся философам начала времён. Всё подвергал изучению и оценке, даже уже изученное и оцененное. Заново мир для себя открывал.
С честными был честен, с правдивыми правдив. Как вода изменялся, сохраняя незатронутой суть. Имел мнение. Но не спорил.
Он был один. Люди появлялись и исчезали. Он двигался со всеми в общем потоке, не поддаваясь их беспокойству.
В чём-то герой, частью подлец. Обычный человек. Бродил по жизни неприкаянным, скрывая души своей тайники.
Оберегал естество. Логику и разум любил. Воображением жил. Мыслями создавал миры. От одной фантазии бежал к другой. Стремился, падал и вновь поднимался.
Естественный человек, он искуcственным казался.
Беря от других, всё относил к должному.
Имевшийся замысел воплощал тайно. Цепным псом сторожа свой секрет.
Вещал в Пустоту и ждал оттуда ответа. Но даже эха до него не доносилось.
Покойствовал и бесился в зависимости от обстоятельств.
Возвращал к жизни потерянные истины.
Иные ударялись в религиозность. Ходили в церковь, поминутно в разговоре поминали Бога и собственную веру, по поводу и без крестились. Справа налево — это очень важно. Герой сторонился их. Не подменяя слепой верой отсутствие уверенности. Всё же что-то чувствовал или думал, что чувствует. Так за мыслями и чувствами не находил определённой формы. Во множестве концепций не мог выделить одной.
Находил отдохновение в страстях и буйствовал в покое. Растил в себе противоречия.
Знал то же, что знают и остальные. Вдобавок в придачу кое-что додумывал сам.
Жизнь в свете не прерывал. По выходным благочестиво выпивал и вечером, бывало, тоже пропускал. Вертелся в компаниях, от которых порою бежал. Обозначался на мероприятиях.
Его считали таким же, иногда ниже.
Носил в голове грандиозные замыслы. Расправившая крылья мысль не ведала пределов.
Искал мечту, но спал с приземлёнными женщинами.
Путь его лежал через обыденность. Её не преодолеть, не замаравшись. Всё более погружаясь в действительность, он в ней тонул. И вот уже сложила крылья мысль. Мечты от звёзд к земле вернулись. Уже и в бунте сомневался. Становился полноценным гражданином. Работал, платил налоги. Однако выборов по-прежнему избегал.
Копил силы. Ждал от будущего схватки. Но она не наставала. Будущее всегда неопределённо, на него рассчитывать нельзя.
За время службы загрубел. Потом смягчился. Потом опять загрубел. Жизнь в обществе неизбежно накладывала обязательства.
Почитал мир за условность, тем не менее его не покидал.
Противоречиями заострял убеждения. Жалил обыденность. С трудом та уступала.
Все малознакомые почитали за хорошего человека.
Часто менялся, иногда по три раза за день. Личность за личинами пряча.
К истинной любви шёл через случайные связи. Минутное удовольствие и секундное счастье. После уходил в одиночество.
Красотою любовался, от безобразного отталкивался.
Имея силу, ею не пользовался. Наполнял сердце Пустотой.
Ясным взором предвидел неизбежное, поэтому его не боялся.
С тоски не раз мысленно приставлял к виску пистолет, но даже мысленно курка не нажимал.
Жизнь держала. Не мог вырваться из её объятий. А ещё более не хотел.
Опьянённый самомнением не заметил, как захлопнулась ловушка.
Со временем покрылся житейским. Приобщился к норме. Вынужденно, не по воле.
Подводило излишество мыслей.
Хотел жить по идеям, а приходилось исходить из реалий.
Червоточинка. Незначительная, ничтожная чёрточка. С неё и начал своё нисхождение. Маленький сорничок дал большие всходы. Ранее на мир смотрел сверху вниз, теперь над ним великаньей тушей нависало небо. Оно дружило с Вечностью. Герою оставалось лишь мгновение.
Сгубило обилие теорий. Тяжёлым грузом они тянули его вниз.
С отрицания перешёл на слепую веру. Чуда ждал как ждут дождя. Но его не было. И не могло быть. Небывалое не бывает, невозможное невозможно.
С обыденностью лавинно нахлынула рутина. Рутина уничтожала даже само ожидание чуда.
Хотел было бежать. Но куда? Так дальше планов никуда не продвинулся.
С высоты недостижимого разум пикировал к возможному. И чем меньше замечал это падение, тем стремительнее оно становилось. Уже находил удовольствие в том, чтобы быть как все.
Хоть в очереди за насущным ещё не томился.
Мелочи обретали значимость.
Героя оценили. «Подающий надежды» — про него говорили. В компаниях проводил больше времени, чем в размышлениях.
Если хочешь быть как все, будь со всеми.
Надломленный, он шутил, смеялся и, выпивая, всё чаще напивался. Ведь веселится то со всеми, а надломлен то внутри, для себя. Кому есть дело до чужой души? Самому бы быть сытым.
Утром бодрился, днём трудился, вечером веселился, а ночью страдал.
Рад бы эти муки на боль заменить. Да боялся боли.
Он бы и запил. Но и на это не решался.
Пытался вернуться в старое своё бытие. Брал в руки знакомые книги. Листал, но из знакомых слов возникала только пустота.
Мир вертелся. И он завертелся вместе с ним.
С делами было не до идей.
Иногда водной гладью чаровался. Спокойствие воды отображало вечность. Ветер чертил свои странные знаки. Покой — движение, вечность — мгновение, бытие — ничто. Смысловые антагонизмы всплывали из глубин в символическом единстве.
Бессознательно тенью мелькали померкшие истины — воняли тленом падшие гиганты. Быльём забытое зарастало.
А было время — играл в слова, изощрялся в мыслях. Но время ушло. Взялся за ум. Не ища ответов, он и вопросы перестал задавать.
Человек не своего времени, он в любой эпохе был бы чужим.
Знания отнимали силы, а приносили лишь печаль.
Счастья не прибавлялось, и истина не приходила.
Чего искал? Куда стремился?
Герой без подвига. Великий без славы. Ничтожный без недостатков. Отрёкшийся от себя, так себя и не найдя. Герой, переставший быть героем. Человек, уничтоживший себя без самоубийства.
|