I
Древний зáмок стоит на песке.
Тихо дремлет пчела на цветке.
Леопард застывает в броске.
И деревья растут вдалеке.
Ты умеешь гадать по руке?
Расстояние – времени вор.
По дороге проходит дозор.
Где-то Солнце встаёт из-за гор,
оживляя небесный шатёр,
потому что таков уговор.
День минует, отрезав кусок
жизни нашей. За далью дорог
затерялся усталый ходок.
Исчезает земля из-под ног.
Горе тем, кто в пути одинок!
Мы для прошлого сети плетём.
Недосказанность – это приём
запрещённый. Громадный объём
пустоты зарастает быльём.
И хрустит на зубах кремнезём.
Не для всякого лыка строка,
и не всякая ноша легка.
Чёрный кот не покинет мешка.
И шершавая плоскость песка
уничтожит следы чужака.
II
Осень – время последних невзгод,
потому что кончается год,
и безрадостный Голем идёт
предъявить неоплаченный счёт,
и кривит он свой глиняный рот.
И, стопами скрипя по песку,
на чужом, на своём ли веку,
он является, как по звонку,
и подобен тому игроку,
чей приход обещает тоску.
Остывающих чувств паладин!
Ты остался один на один
с грустной армией жёлтых осин.
И всё глубже вонзается клин
в расщепление жизненных длин.
Бесконечность, конечно, дурна.
В странном зáмке царит тишина,
чьи права опираются на
запустение. Это – цена
за разрыв временнóго звена.
Далеки от тревоги мирской
и согласны с ценою такой
величавый холодный покой,
и молочный туман над рекой,
и умолкнувший шум городской.
III
Нашей жизни таинственен ход.
Разрушая надежды оплот,
ледяное забвенье грядёт,
и не путник стоит у ворот –
страшный мир приглашения ждёт.
Опасайся нарушить табу!
Жаркой кровью насытив алчбу,
вурдалак засыпает в гробу.
И колдунья скользнула в трубу.
Не вступай с тёмной силой в борьбу!
Этим тварям не писан закон.
Не касайся их липких сторон,
не тревожь их обманчивый сон,
чтобы не был твой век наречён
чёрным именем Армагеддон.
Не входи в их чудовищный мрак.
Их посулы – дешёвый пятак.
Сделка с ними – смертельный зигзаг.
Если только себе ты не враг,
задержи опрометчивый шаг!
Этот мир изначально не наш.
Здесь не к месту чужой персонаж.
Чтоб в руке не застыл карандаш,
чтоб не вымолвил ангел: «Шабаш!»,
телу нужен заботливый страж.
IV
Неустанный транжира и мот,
наше лето когда-то пройдёт,
и не нужно юродствовать от
огорчения. Мудрый поймёт,
что от нас не зависит исход.
Мы коснёмся родных палестин
и всплывающих в памяти in
quarto запечатлённых картин,
и застынет кругами руин
никуда не ведущий супин.
Белым инеем тронет слегка
тёмный зáмок на фоне песка.
Жизнь как цель существует пока,
но всё так же она далека
от несчастного Йозефа К.
И трёхстопный анапест опять
начинает меня донимать.
Снова я открываю тетрадь,
оттого что никак не унять
чей-то голос: «Попробуй на пять!».
Голоса превращаются в хор.
Джойс диктует бессмысленный вздор,
и о том, что шумящий простор
на расправу достаточно скор,
Кафка с Прустом ведут разговор.
V
Всё когда-то, конечно, умрёт.
И за нами Анубис придёт.
А меня Каллиопа зовёт,
как Венера – Тангейзера в грот.
(У любви не бывает длиннот).
Если б жизнь повторялась на бис,
как изящный душевный стриптиз,
как вода, устремлённая вниз,
безусловно, мы вышли бы из
той игры, где возможен ремиз.
Но покамест, друг с другом деля
ту поверхность, которую для
наших дней отделила Земля,
мы идём, серым прахом пыля,
чтобы где-то достигнуть нуля.
Там, где зáмок засыплет песком.
И струна задрожит под смычком.
И пчела загудит над цветком.
И чужим говорить языком
будет кто-то с твоим двойником.
И реки обмелеет исток.
Тишина переступит порог,
потому что бессмертия срок –
это сказка, которой итог
ты предвидеть заранее мог.
2003
|
Чудно построены - и размер, и рифмовка!
Молодчина!
Моё уважение, дорогой!