Сорок зим, когда чело избороздят
Каналами на поле красоты,
Та юность, на которую глядят,
Предстанет сорняком твоей вины.
Так, где же красота твоя? — друг спросит, —
Сокровище твоих цветущих дней?
На дне моих запавших глаз? — Не стоит —
Такой ответ стыда, хвалы твоей.
Намного лучше был бы твой ответ:
Ребенок мой, моим стал оправданьем,
Он продолжает красоты завет,
Моих счетов и юности желанной.
И этим ты докажешь старости своей,
Что в сыне кровь горит на склоне твоих дней.
Второй вариант
Сорок зим, когда чело избороздят
Каналами на поле красоты,
Та юность, на которую глядят,
Предстанет сорняком твоей вины.
Вдруг спросят: «Где красота минувших дней?
Бурьяном поросла средь бурных лет?»
Не отвечай, что в глубине очей.
Не раскрывай стыда, хвалы секрет.
Намного лучше был бы твой ответ —
Ребенок мой, моим стал оправданьем,
Он продолжает красоты завет,
Моих счетов и юности желаний.
И этим скажешь ты, что кровь твоя не стынет,
В наследнике твоем горит она поныне.
Текст оригинала
When forty winters shall beseige thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery, so gazed on now,
Will be a tatter'd weed, of small worth held:
Then being ask'd where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer "This fair child of mine
Shall sum my count and make my old excuse,"
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.
Подстрочный перевод
Когда сорок зим* возьмут в осаду твое чело
и выроют глубокие траншеи на поле твоей красоты,
гордый наряд твоей юности, который теперь так привлекает взгляды,
все будут считать лохмотьями;
тогда, если тебя спросят, где вся твоя красота,
где все богатство цветущих дней,
сказать, что оно в твоих глубоко запавших глазах,
было бы жгучим стыдом и пустой похвальбой.
Насколько похвальнее было бы использование твоей красоты,
если бы ты мог ответить: "Этот мой прекрасный ребенок
подытожит мой счет и станет оправданием моей старости", --
доказав его сходством с тобой, что его красота -- это твое наследство.
Это было бы как будто снова стать молодым, когда ты стар,
и увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что в тебе она холодна.
|