.
3.
поэма ждет как дирижера
и как по вызову такси
дождей и грез, и платьев шорох,
и партитуры Дебюсси,
поэма замерла как мима
пассаж, как старые часы
молчат переживая климат
прохладной средней полосы,
поэма теплится как память
и кот на страже золотой
цепи отсчитывает дань ей
мотивом песенки простой…
. . . . . . .
не полно ли? ведь мне так сладко
так хочется воспоминать
сырой рюкзак и борт палатки
и удивительную гладь
воды... как сон, как звон гитары
и ночи синие, и дни
я вспоминаю... нет, недаром
со мной товарищи мои –
нас жизнь учила не по книгам
и кажется дала ответ
здесь начинается интрига –
нам было по семнадцать лет…*
. . . . . . .
поэма начиналась лесом,
завалом, просекой, травой –
сияла россыпями Креза
и земляники полевой,
поэма полнилась дождями,
грибными тропами влекла,
вела сердца на покаянье
дождю и тяжести весла,
сердцам взыскующим о небе,
порой на ты переходя,
поэма даровала небыль
ненастья, паводка, дождя...
. . . . . .
…отвековал отпел откапал
достойнейший из горемык
мы стали осторожней в лапах
колючей пригородной тьмы,
мы стали пристальнее, строже
и осмотрительнее, и –
мы мудрецы нас думы гложут
и уважают муравьи
за все, за пригорошни крошек
за поклонение огню
который в ночь как в воду брошен
где даже дна не достают
где звук таинственней и реже
чем восклицанье палача
что беспокоит жжет и нежит
одним видением плаща,
где борт о борт не стукнет глухо
и не ударится в причал –
там проходили мы без звука
чтобы никто не замечал…
…дни начинали не с газеты,
а ночи не с календаря –
мы, разбазарившие лето,
и получается – не зря!
нас только ели укрывали,
на нас наталкивались пни –
мы никогда не забывали
родной, нехоженой земли.
. . . . . . .
когда пропахшие кондером,
отвыкшие от городской
еды и шума полотеров
мы доберемся до Ланской,
когда отвыкшие от шума,
переступив через порог
мирка грамзаписей и шубок,
и репродукции Коро...
(еще на Съезженской не спали
а на Введенской бенефис
и шведский стол, и танец бальный
так называемый «каприз»)
...но мы порог переступая
меж днесь и морем травяным –
мы вымпелы не опускаем
и таймеры заведены,
звенят хрустальные, а где-то
полощет парусом фольксбот –
мечта пропащая как лето
не пешеходный переход –
мечта распахнута как ворот,
как перевал переходя,
как патронташ и черный порох,
и шорох серого дождя –
она зовущая как эхо
и уходящий мателот,
ее рецепт веселый лекарь
в латиницу переведет,
когда наскучат теоремы
и луж презренная слюда –
в песок впечатает трирема
печатью жесткого следа
тарана след и профиль ростра,
и трепет чистого листа –
но звон щита не окна РОСТА,
а грохот звонкого щита,
и плеск волны как блеск булата –
идем на Запад и на «вы»,
как безымянные солдаты
рыдающих сороковых,
когда поземка по брусчатке
и холодеют небеса…
и память жжет как отпечаток –
подвал… вторая полоса
. |
