Ее тело нашли на рассвете,
Ветер тихий гулял в камышах,
Ноги впутаны были в сети,
Дикий ужас, застывший в глазах.
Громко плакали чьи-то дети,
Перепуганные этим злом
И при утреннем тусклом свете
Различим был речной паром.
Кто такая? За что? И откуда
Принесло ее тело к нам?
Голос томный речного иуды
Раздвоился напополам:
Не мое это тело – ваше,
Не река ей обитель – земля.
Камышом, как руками машет,
Отгоняя людей от себя.
Кто-то тихо склонился над трупом –
Прах ей миром, пухом – земля!
Слезы чьи-то скатились, будто
Кто-то знал ее, но что зря!?
Потужили, и будет вам бабы –
Мужики унесли тело прочь.
За кладбищенской старой оградой
Схоронили ее в ту же ночь.
Помянули, собравшись, деревней,
Разошлись и забыли на том,
Но слушок, вдруг, неимоверный
Прогремел над деревней, как гром.
Что де видели ту же женщину
На пароме, у края реки,
Что была в той же самой одежде
И шептала реке: « - Помоги!»
Что за чушь, ведь не может же дважды
Она рук на себя наложить,
Ведь ее схоронили, как же,
Она может две жизни прожить?
Люди верить тому не хотели,
Болтовня это, сплетни всё
И решили могилу проверить –
Грех подкрался в людское жилье.
Собралась вся деревня, в дороге
Ливень грянул и гром с небес,
Стали все уносить свои ноги
И крестились – «попутал бес!»
Лишь кузнец, да еще с ним двое
Добрели до ограды старой,
Где таилось от них неведомое
И уже обрастало травой.
Замахнулся лопатой старик,
Чтоб воткнуть ее лезвие в холмик,
А оттуда неистовый крик –
Леденящий душу, покойник.
Разбежались те двое вмиг,
У могилы остался кузнец,
Повторился истошный крик
И предстал перед ним мертвец.
Одни мощи да борода
И зловеще темны глазницы –
Уходи, уходи прочь отсюда
И не трогай ее гробницы.
Не из робкого был десятка
Тот кузнец, чтоб уйти, не споря,
Не хотел показать он пятки
Привидению. Злобно вторя
Произнес он отрывисто, сухо –
Что трясешься, твоя, чтоль невеста,
И услышал на самое ухо –
Не сойти тебе с этого места!
В тишине, посреди кладбища,
Кто-то шлепал босыми ногами.
Кузнецу было еле слышно
Под седеющими небесами.
Он почувствовал дрожь спиною,
Наложил на себя распятие,
Он не мог представлять себе злое –
Отступило, ушло проклятие.
Вновь прислушался – тишь да ветер,
Рьяно взялся кузнец за могилу,
Никого он больше не встретил,
Пока взглядом гроб не окинул.
Гроб был чист, так, как будто новый,
Будто не был зарыт землею,
Тут услышал он чье-то слово
Над чернявой своей головою.
Оглянулся и обмер кузнец –
Перед ним, вся в той же одежде,
На власах все тот же венец,
Только вид здоровее прежнего –
Ты меня захотел увидеть?
Улыбнувшись, она привстала,
Чтобы тело мое обидеть –
Пожалей кузнец, я устала!
Разогнулся кузнец перед нею,
Заглянул в ее черные очи –
Уходи, сатана, не верю
В околдованные твои ночи –
Что ж не веришь, дотронься рукою,
Убедись, я жива, как все вы,
От тебя ничего не скрою,
Я ведь ведьма, я злая дева!
Вижу, ведьма, исчадие ада,
Но людей ты пугать не смеешь!
Королева червей и смрада!
А иначе, смотри, пожалеешь!
Что ж жалеть мне, смешной ты, право!
Рождена я для зла и горя!
Я не ржавчина – я отрава
Для людского безгрешного моря!
Ничего ты не сможешь сделать
С колдовством из исчадия ада,
А тем более, милый, со мною –
Королевой червей и смрада.
И исчезло видение, с минуту
Кузнец вовсе не мог шелохнуться,
Буд-то спутали его путы,
Чтоб не мог он назад обернуться,
А когда повернулся к могиле,
То ни гроба – земли нет рытой,
Все по-прежнему в зелени было,
Только хохот с могилы зарытой.
Взялся снова кузнец за лопату,
Ночка тихо уже подкралась –
Откопал-таки гроб проклятый,
Крышку гроба откинуть осталось.
И откинул ее, предвидя,
Что внутри не найдет он тела –
Что же видит – лежит, смеется,
Он же глаз отвести не смея
За ее волоса берется
И рванул, да с такою силой,
Что взмолилась проклятая дева,
Опустилась пред ним бессильной,
На колени, в черную землю,
Вынув душу свою из мела.
Вот она, посмотри, потрогай,
Не моя в том вина, поверь мне,
Не была бы сейчас одинокой,
Не зарылась бы в черную землю.
Расскажу я, кузнец, тебе сказку,
Не бесись, сядь со мною, послушай,
Я сниму пред тобою маску,
Первый раз клятву ведьм нарушу.
Родилась я в заброшенном доме,
На краю позабытой деревни,
В моей памяти свет в проеме
Заколдованной тьмы, поверь мне.
Помню мать, ее губы алые
И глаза, словно ночи, черные,
Помню шепоты ведьм запоздалые
И котлы с черным зельем полные.
Я игралась тогда с бубенцами –
Мне их звон был единственным светом
В опостылой избе с подлецами,
И зимой, и весной, и летом.
Но недолго тогда я страдала –
Мою мать отравила старуха,
А когда я ее разгадала,
Мне отрезала левое ухо.
Привязала бечевкой к кровати
И науку вливала мне с зельем,
Столько сил на меня потратила,
Но зато умирала с весельем.
Воспитала меня, как хотела,
Да я, вообщем, о том не жалею,
Я за славою ведьм летела
И достигла, теперь лелею.
Я проникла во власть безумства,
Я нашла вечный путь к бессмертию,
И я вправе теперь богохульствовать,
И играть наравне со смертью.
Что хотел ты, кузнец, увидеть,
Что надеялся сделать со мною?
Ты бы мог это все предвидеть,
Не срывая креста надо мною.
Кузнец молча дослушал признания,
Отпустил черный волос потрепанный –
Вижу я все твои познания
И старания безутробные!
Но сейчас убирайся отсюда –
Эй, кузнец, что ж ты гонишь из дома –
Ты, проклятье из уст иуды,
Убирайся «святая мадонна!»
Сжалься милый, тут ведьма привстала,
Заглянула в лазурные очи –
Я влюбилась в тебя, помилуй,
И уйти мне отсюда нет мочи.
Я тебе помогу, «святая»,
Тут кузнец за лопату взялся,
Замахнулся, но – тьма ночная
И с небес рьяный гром раздался.
Дождь полил, да с такою силой,
Что взмолилась земля, расступаясь,
А кузнец у разрытой могилы
Рассмеялся, со злом сражаясь.
Долго, долго еще бесилась
Злая ведьма, исчадие ада,
Но иссякли зловещие силы
И взмолилось-таки проклятье –
Не губи, ты, кузнец сиротушку,
Что ты хочешь сделать с могилой!?
Не руби ты, мою головушку,
Жизнь моя без того уныла.
Хочешь, я уйду в ад навечно,
Хоть, меня, скажу, там не любят,
Существую я в мире вечно,
Сколько помню – меня все губят.
Погубила и мать родная,
Погубила и бабка – ведьма,
Погубила себя сама я,
Погубила и стала ведьмой.
Я сама себя ненавижу,
Сколько раз я себя казнила,
Всякий раз, когда смерть все ближе –
Выручала меня могила.
Видишь, все рассказала тебе я,
Все, чтоб ты мог расправиться с адом,
Видно, все-таки я старею.
Я хочу, чтоб ты был моим братом.
В жизни мне не хватало друга,
В жизни много узнать я хотела,
Я добилась, я стала подругой
Самой смерти, о чем пожалела –
Со словами последними, плача,
Обронила слезу в черну землю
И, желая вновь одурачить
Кузнеца, одурманила зельем.
Кузнец долго стоял над могилой –
До рассвета остались минуты –
Жизнь казалась ему опостылой,
Так крепки были адские путы.
Но вот солнце лучом окропило
Тишину неразгаданных мраков,
И попрятались духи в могилы,
И исчезли с земли вурдалаки.
И кузнец наш очнулся от зелья,
Оглянулся и, взявши лопату,
Вновь воткнул ее в мягкую землю,
Вновь решил откопать гроб проклятый.
Откопал, крышку гроба откинул,
И застыл, с неподвижностью споря –
Он из гроба венок лишь вынул,
Предвещавший ему много горя.
Но не струсил кузнец и на сей раз,
Гроб на плечи взвалил с лопатой,
И никто уж не видел по сей час
Кузнеца с этим гробом клятым.
Говорят, будто он сожжен был,
В своей кузне следующей ночью,
Будто печь потушить забыл-де,
Но никто не видел воочию.
Говорят-де, что ведьма проклятая
Забрала его в царство мрачное,
Назвала своим братом, клятая,
Показала места все злачные.
Говорят, только слухам не вторя,
Знаю, что каждый новый вечер
Вновь рождается где то горе
И утешить его нам нечем.
Что ж кузнец, хоть силен и был он,
Все ж не смог совладать с нечистой –
У разрытой навеки могилы
Лишь ковер из опавших листьев.
Нам природа твердит, повторяя –
Не гнушайтесь законов жизни –
И загадки свои открывая,
Нам желает их все осмыслить. |
