Впрочем, это ей шло – еще больше подчёркивало красоту и стройность.
И все-таки с работы она уволилась! Не выдержала постоянных издёвок. Муж кралечки отомстил весьма оригинальным образом! Каждый день он встречал жену после работы и всякий раз, как видел нашу, напевал на мотив народной песни:
- У меня была курочка белая
Еще вчера она была целой.
А сегодня её уже нет!
Да ославится вор на весь свет!
И так постоянно! И голос у него был очень хороший, звучный, ясный. Изводил нашу этой песней. В конце концов она уволилась. И потом уже не работала.
- Повторилась история с Фридой, вернее с её платком? – вспомнила я булгаковскую героиню.
- Что-то в этом роде. Только та не была виновата, а эта… Боролась с искушением, как могла, но… слаб человек…
- Ничего себе, слабая, - возмутилась подруга хозяйки. С этакой слабостью упёрлась насмерть: «не отдам и всё»! Где же слабость?!
- Как раз в этом! Чтобы признать свою ошибку куда больше мужества нужно. С сознанием вины жить трудно, но еще тяжелее жить оплёванной. Тем более таким: горячим, норовистым и красивым женщинам. Они в «своей грязи» вымажутся по уши, но все равно не признают её грязью. Такая уж порода…
- Красота требует жертв? – усмехнулась подруга.
- Нет. Эта фразу совсем в другом значении употребляют. Лучше, как ты вначале говорила: «красивое всегда дани требует». Вот как эти…
Она указала на площадку. Ножки стола уже сантиметров на пять утопали в осыпавшихся красных и сиреневых цветах.
- И это за то время, пока мы чаёвничаем! Ничего себе! Я же говорю – мусору с них гора!
- А, что ты хотела?! Только что рассказала о человеке, стоящим насмерть в своей неправоте, а тут всего лишь растения. Сама понимаешь. Хочешь – выруби, хочешь – оставь, но тогда уже и приноравливайся к ним. А измениться они не могут. Такая порода. Зато и красота от них - дух захватывает!
— Вот, я о том же, - то ли обреченно, то ли миролюбиво вздохнула хозяйка. – Красивые…
Уже совсем стемнело: над тополем зажглась одинокая вечерняя звезда, двор освещала только лампочка под навесом, а в саду нет-нет, да и вспыхивали зеленым огнем кошачьи глаза. Целое семейство: отец, мать и трое котят, видно, решили поохотиться ночью.
- Они у нас мышеловы, - сказала хозяйка. – Очень боевые, как в зарослях мышей почуют, так сразу всей оравой туда! Благодаря им, ни одной мыши в доме нет. Но наглые! Как что сразу к столу бегут, норовят на сиденья забраться, или скатерть стащить. Я их так и зову – «Наглые».
Один из котят посмотрел на меня вопросительно-жалобно: «Я – Наглый?!»
- Ну, зачем вы так? - заступилась я. – Они мышеловы, знают себе цену, верой-правдой служат, какие же они наглые? А давайте это слово перевернём, пусть будут – Аглаи! – осенило меня. - Не Наглые, а Аглаи!
- Все?! – рассмеялись женщины.
- А, что? Отец – Аглай, мать – Аглая, дети – Аглаи. И красиво, и им не обидно!
- Мряув! – одобрительно муркнуло семейство.
… Эх! Кто не был на полузаброшенных, старых дачах в начале осени, тому неведомо их очарование. В нём словно во флаконе волшебных духов соединились радость и печаль былого. И аромат их пленителен, ибо «былое» не означает «забвенное».
Описания великолепны. Финал - прекрасен. Я вот не была на такой даче(