Ежедневно он отсылал супруге письма. Последнее было за две недели до гибели: «Грустно без тебя, как нельзя больше… Теперь я истинно чувствую, что значит любить… Скоро и искренне мы с тобой сошлись и навек…Помнишь, друг мой неоценённый, как я за тебя сватался... Помнишь… первый вечер… как я тебя прижимал, а ты, душка, раскраснелась, я учил тебя, как надобно целоваться крепче и крепче. А как я потом воротился из лагеря, заболел, и ты у меня бывала. Душка!..
… Прощай, Ниночка, ангельчик мой. Теперь 9 часов вечера, ты, верно, спать ложишься, а у меня уже пятая ночь, как вовсе бессонница. Доктор говорит — от кофею. А я думаю — совсем от другой причины. Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног. Грустно…. Завтра Рождество, поздравляю тебя, миленькая моя, душка. Я виноват (сам виноват и телом), что ты большой этот праздник проводишь так скучно, в Тифлисе ты бы веселилась.»»
Нина в ответ делилась своими мечтами и планами. Она была уверена, что родится мальчик и даже выбрала ему имя – Александр в честь супруга и князя-отца.
К весне 1829 года Грибоедов собирался завершить дела в Персии и вернуться в Тифлис, как он полагал, навсегда. Так и случилось, только немного по-другому…
30 января 1829 года около ста тысяч фанатиков, подстрекаемых переодетыми слугами шаха, ворвались в здание русского посольства. В считанные минуты все посольство, все 37 человек, было растерзано. В прямом смысле этого слова… Чудом спасся только 21-летний первый секретарь посольства Иван Сергеевич Мальцов, в будущем крупный фабрикант, дипломат и литератор. По одной из версий его завернули в ковер, и он так и простоял в нем всю резню, по другой - Мальцов перелез на крышу соседнего дома, и хозяин успел спрятать его, до того как толпа ворвалась в комнаты.
В течении трех дней озверелая толпа таскала изуродованное тело Грибоедова по улицам и базарам Тегерана. Потом его кинули в придорожную канаву. Его голову - голову дипломата, поэта, музыканта, лингвиста, свободно говорившего на 10 языках - насаженную на шест таскали чуть больше. Потом и ее выбросили в канаву…
Известие об ужасной смерти мужа всячески пытались скрыть от Нины. Она была уже на 7-м месяце беременности. Ей сказали, что муж просит ее немедленно покинуть Тебриз и ехать в Тифлис, куда вскорости приедет сам. Нина отказывалась ехать, требовала, чтобы ей показали письмо мужа. Тогда решились на хитрость. Попросили мать Нины, уже знавшую страшную правду, написать дочери письмо и, сказавшись больной, попросить ее приехать.
На этот раз Нина поехала. Цинандали встретил ее приветливо. Мать, Саломея Ивановна, заботливо вилась вокруг дочери. И только отворачивала от нее опухшие глаза, говорила, что болят от слишком яркого света.
Кто-то проговорился случайно, за обедом… Нина билась в рыданиях два дня, а на третий случились преждевременные роды. Новорожденный мальчик прожил несколько часов, но его успели окрестить и назвали Александром. В одночасье 17-летняя Нина потеряла не только мужа, но и сына.
Черная роза Тифлиса
Еще в краткий медовый месяц, вернее медовые недели, Александр Сергеевич, гуляя с женой по окрестностям Тифлиса, говорил ей: «Если со мной что случится, не оставляй моих костей в Персии. Если умру там, то похорони меня в Тифлисе, в монастыре Давида».
Похоронить Грибоедова в Тифлисе долгие месяцы не удавалось. Тело его якобы опознали по кисти руки, простреленной в 1818 году на дуэли с будущим декабристом А.И.Якубовичем.
Полгода ушло на то, чтобы прах Александра Сергеевича перевезли из Тегерана в Тифлис. Нина сдержала слово. Ее муж нашел упокоение в монастыре святого Давида, что на горе Мтацминда.
На могиле поставили часовню, а перед ней памятник в виде скорбящей женщины, припавшей к кресту.
«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?», - такую надпись Нина Чавчавадзе сделала на могильной плите.
Между тем, персидский шах послал в Петербург посольскую миссию во главе со своим внуком– Хозревом Мирзой, и вместе с принесением покаянных извинений подарил Николаю Первому драгоценный алмаз «Шах» весом в 87 карат. Это был один из самых крупных и дорогих камней в мире. На его гранях значатся имена всех, начиная с 1501 года, имена персидских владык.
Николаю Первому не нужна была новая война с Персией. Внимательно выслушав извинения и рассмотрев камень, он сказал: «Предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие».
Дело было закрыто…
Русское правительство назначило вдове дипломата пожизненную пенсию в пять тысяч рублей ассигнациями.
Но 17-летняя несчастная женщина была безутешна. После смерти супруга она облачилась в черные одежды и дала обет не снимать траура до самой смерти.
Руки прекрасной вдовы просили многие, в том числе и губернатор Тифлиса и безнадежно влюбленный в нее поэт Григол Орбелиани. Но все получили отказ.
Нет, она не закрылась от жизни. Всегда ровно-приветливая, ласковая, Нина была готова выслушать каждого, помочь советом или деньгами. И только большие темные глаза оставались печальными.
«Черная роза Тифлиса»… Так называли ее за верность покойному мужу. Нина полностью посвятила себя родным, стала ангелом-хранителем для детей брата и сестры.
Когда летом 1857 года в Тифлисе началась эпидемия холеры, Нина не захотела уезжать из города и осталась ухаживать за больными родственниками. В итоге заболела сама и умерла 28 июня. Ей было неполных 45 лет…
Рассказывали, что ее последними словами были: «Что только не перенесла твоя бедная Нина с той поры, как ты ушёл. Мы скоро свидимся, свидимся... и я расскажу тебе обо всём. И мы уже навеки будем вместе, вместе...». И потом уже в бреду: «Меня к нему, к нему…»
Похоронили Нину Грибоедову-Чавчавадзе рядом с мужем. Сбылось то, о чем они мечтали молодые и влюбленные: «они сошлись и навек…» в Тифлисе, который безмерно любили оба. Рядом с камнем Нины крохотная могилка – ребенка. Монастырь святого Давида на горе Мтацминда укрыл своей сенью семью.
Много лет спустя побывавший в Тифлисе поэт Яков Полонский напишет:
Там, в темном гроте — мавзолей,
И — скромный дар вдовы,
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись, и чтоб вам она
Напомнила сама
Два горя: — горе от любви
И горе от ума».
***
В конце августа 2022 года, спустя ровно 194 года с дня венчания Александра Грибоедова и Нины Чавчавадзе, я стояла перед их усыпальницей на горе Мтацминда. Солнце прорывалось сквозь запертые решетчатые двери усыпальницы и золотило надпись «Ум и дела твои…»
Я думала об истории трагического, и все же счастливого брака Александра Грибоедова и Нины Чавчавадзе. Хотя злые языки и тогда сулили несчастье союзу – жених уронил кольцо во время венчания, что считалось плохой приметой. Но, в отличие от Пушкина - своего знаменитого тезки, так же уронившего кольцо при венчании, Александр Сергеевич Грибоедов не был суеверен.
И все-таки они были счастливы. Он был пророчески прав, когда писал: «Счастливые часов не наблюдают». Слишком мало было прожито вместе, еще слишком ярко и сильно пылала молодая страсть. Возможно, со временем они свыклись бы друг с другом, очарование и пылкость первых любовных месяцев улеглись бы, но Судьба распорядилась по-другому.
То, что стало трагедией для них, переродилось в бессмертную идеальную любовь для потомков. Наверное, все-таки те люди были сделаны из какого-то другого теста…
В 16 лет выйти замуж за человека, объяснение с которым было скоропалительным; Нина и сама потом писала, что это было как солнечный ожог.
В 17 лет остаться вдовой, причем потерять сразу и мужа, и ребенка. И 30 лет потом хранить ему верность, не снимая траурных одежд. Она действительно была благородна; чувства ее, так неожиданно расцветшие, не успели померкнуть, и воспоминания питали ее душу все 30 лет.
Она заслужила свое прекрасное и грустное прозвище — «Черная роза Тифлиса». Королева всех цветов, но печальная, черная. И в ее поведении не было театральности. Иначе не родились бы в сердце 17-летней девочки те великие слова, что велела она высечь на могильном камне мужа. В одной фразе: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» —уместилась вся его и ее жизнь: он велик в памяти своего народа, но сердце его навеки принадлежит ей, а ее — ему, и отныне вся ее последующая жизнь — лишь пепел розы, воспоминания о нескольких месяцах счастья. Чтобы в 17 лет написать такое, нужно и вправду иметь любящее сердце.
Кажется, это единственный случай, когда и Грузия, и Россия проявляют редкостное и трогательное единодушие — память Нины священна для обеих стран. Для Грузии тем, что она явила миру пример самоотверженности настоящей кавказской женщины, верной своему долгу и любви, и ничем не опорочившей себя в последующие годы, а для России тем, что она так свято хранила память о ее великом сыне.
