Мир уходящему часть 3, глава 4

       Шурка тихо впал в отпадничество: музыка стала теперь, единственно, смыслом его жизни и способом существования. На первых порах казавшаяся ему чем-то совершенно естественным – разлука с Милой, с каждым воспоминанием становилась всё больнее, мучительнее, всё невыносимее…

       Теперь он старался как можно чаще выходить в «кабаке» на маленькую эстрадку и играть… играть… Он грустил, и музыка грустила вместе с ним. Он отдавал ей свою боль, и она откликалась на эту боль, но не могла её унять, а, скорее, усиливала… И становилось ещё больнее. Его парафразы, импровизации на самые, что ни на есть, популярные джазовые темы, приводили в восторг многочисленную разношерстную публику, и заставляли удивляться и задумываться видавших виды и слыхавших слыхи. Всякое исполнение им чего бы то ни было, всегда становилось насыщенным, ярким, виртуозным.

       Время шло… Шурка мрачнел, усиленно искал возможность хоть немного забыться: синдром «разбитого сердца» мог окончиться крахом.
       -Выпей, чувак, сразу полегчает… – советовали одни.
       -Плюнь на всё и береги здоровье. – говорили другие.
       -Чтобы с успехом забыть одну женщину, надо с удовольствием поиметь другую, – как страшную тайну нашептал ему на ухо предприимчивый еврей и тут же выдул из своего саксофона нечто похожее на мистический хохот.
Шурка медлил. Тот настаивал:
       -Хочешь вон ту, за крайним столиком? Я договорюсь… женщина – высший класс!
       -Я больше не хочу никаких женщин.
       -Чем же это они тебе не угодили?
       -Ты же не юноша, Давид… На женщину можно лечь, но нельзя положиться…
       -Круто! – резюмировал Давид и подтолкнул Шурку в спину. – Давай, давай – не тушуйся. Смотри, вон та – девочка, что надо…

       Девочек за столиком было две, и они подчёркнуто кокетничали, явно привлекая к себе внимание. Давид не сказал, какую именно, и Шурка выбрал ту, которая получше – хотя, в принципе, ему было всё равно. Девочка была ничего: рослая, в теле, с обильным макияжем и постоянно хлопающими накладными ресницами – хлоп-хлоп, шлёп-шлёп. И смотрела она из-под этих ресниц, как-то прямо перед собой, немного вверх, и чуточку наклонив при этом голову. Взгляд казался интригующим.
       -Потанцуем? – вяло предложил Шурка.
       -С тобой… с удовольствием!
       -Так со мной? Или с удовольствием?
       -Слышь, кончай, чувак…
       -О!? Мы вроде ещё и не начинали…
       -Кончай, говорю, баланду травить. Скучно.
       Шурка понял: чувством юмора здесь не пахнет, хотя чувства хватало с избытком. Скорее даже не чувства, а чувственности: у девочки было «полное смыкание» и капрон дешёвых колготок аж посвистывал, когда упругие бёдра её, будучи в движении, слегка соприкасались. Она постоянно протискивала свою ногу как можно глубже между ног Шурки и сквозь тонкий шифон её платья – «больше чем лучше» – проникала в его беззащитную плоть её агрессивная похоть… Нисколечко не искушённый в любовных играх, но будучи, всё же, живым существом мужского пола, Шурка с ужасом ощутил, что этот «пол» тихо поднимает его под потолок и в одном, простите, месте вдруг становятся тесными брюки. Он жестикулировал и корчил рожи, как пьяный клоун на манеже, умоляя Додика идти на «коду», но тот, вероятно, сам не однажды побывав в тисках этого сексуального агрегата, только, знай себе, улыбался и продолжал играть.
       -Извините, - наконец нашёлся Шурка, – похоже, у меня шнурок развязался…
       Он резко наклонился и, почти потеряв равновесие, едва не стукнулся лбом о паркет.

       Подождав пока девочка уйдёт за свой столик, он внаклонку порачковал к эстрадке и тут же присел на неё, предусмотрительно прикрыв ладошками брюки в том месте, где они упорно продолжали оставаться тесными.
       Когда он, погодя, взошёл на эстраду, ему стал хорошо виден столик с сидящими девочками. Они нагло смотрели в его сторону и недвусмысленно улыбались. А его недавняя партнёрша приветливо «сделала ему ручкой» и тут же продемонстрировала жест, символизирующий намёк на соитие.

       Шурка стал вдруг покрываться липким холодным потом… Он пытался играть, но влажные пальцы его не слушались: они скользили по струнам, путались, не попадали на лады; слабея, плохо прижимали струны к грифу. В зал, вместо обычной чарующей мелодии повалила откровенная фальшь… Из зала тут же послышался гул неодобрения и редкий освист.
       -Ты что, чувак? Лажа! – ужаснулся Додик и его еврейское пучеглазие приняло болезненные формы...
       -Играйте без меня, парни, – едва выговорил Шурка и, натыкаясь на пюпитры, пошатываясь, потащился в оркестровую комнатёнку. Бешено колотилось сердце, в глазах полыхало зарево, в ушах свистело, в висках стучало…

       -Что с ним, доктор? – навалились встревоженные «лабухи», пока врач «скорой» измеряла пациенту давление.
       -Расступитесь! – велела тоном, не терпящим возражений. – Дайте ему нормально дышать.
       -Что с ним? Он умрёт?
       -Вряд ли… Обычный гипертонический криз: резкий спазм сосудов, высокое давление… Обстановка у вас тут, – покачала головой, с укоризной: – шум, громкая музыка, алкоголь, дым коромыслом… перенапряжение, усталость… может быть душевные переживания…
       -ПережЕвания… – слабо уточнил «умирающий» остряк.
       -Ну вот: шутит – значит будет жить, – улыбнулась доктор, сделала «укольчик» и вежливо попрощалась.

       Когда Шурка остался один, вошла девочка. Увидев лежащего Шурку, спросила:
       -Прямо здесь будем?
       Шурка понял: вариант привычный… практикуемый...
       - Ты о чём? – зная «о чём» она, попытался он отвести угрозу нравственного падения.
       Девочка удивилась наивной его бестолковости, стала уточнять:
       -Значит так, сейчас и на дальнейшее: можно «за деньги» и можно «по любви», но «по любви» будет дороже… Платить лучше валютой, но можно и рублями «по курсу»… – она перечисляла условия любовных услуг и, как только что научившийся считать восторженный ребёнок, складывала пальцы в ладонь со следами плохо отмытой, скорее всего, малярной краски, и они, эти пальцы, загибались так, будто кланялись этой маленькой, натруженной девической ладони, с чувством уважения и восторга.
      -Так валютой же будет дешевле: рубль он на треть дороже доллара… – тут же уточнил «клиент».
      -Ты никак торгуешься? Занял меня, лишил меня заработка за вечер, а теперь сваливаешь? – она зло вытаращилась.
      -Сваливаю, прямо в гроб…
      -Как это?
      -Как это, как это, – стал кривляться Шурка – ты что: не видишь – я умираю, – сложил руки на груди и закрыл глаза, предусмотрительно оставив один приоткрытым для незаметного подглядывания.
      -Ну да, а я себе подумала, когда «скорая» подъехала, – кто-то вправду «отдуплился» или грохнули кого…
      -Вот видишь, – и взмолился, – давай в другой раз, а?
      -Если не умрёшь… – сказала и совсем по-доброму улыбнулась. – Давай, "жмурик", если что – я всегда твоя. Безотказно… – и послала «умирающему» воздушный поцелуй.