Помню тот дивный зимний вечер, что искрился на снегу светом многочисленных фонарей у входа торгового центра - словно бенгальскими огнями приближающихся новогодних торжеств. И то всеобщее счастливое волнение, предвкушение дивного праздника с сюрпризами и новым счастьем, что читалось на лицах многочисленных прохожих, снующих у дверей; невидимой радости, что витала в самом бодрящим морозцем сибирском воздухе непозднего вечера… Сколько покупалось в те декабрьские дни две тысячи девятнадцатого года разноцветных коробок, подарков, пакетов и бутылок внутри того самого центра, что находился между чередой научно-исследовательских институтов и государственным университетом с триколором на величавом куполе!
И помню её – воздушное создание в вязаной шапочке чуть набекрень, с раскрасневшимися наливными яблочками - щечками, с дьявольским в этот миг блеском глаз за стеклами очков. Студентку, что в чувственном порыве, с распростертыми уже объятиями летела навстречу. И тот истошный вопль, которым ничуть не смущаясь шарахнувшихся окружающих, огласила окрестности девица:
- Бля-а-ать!
Я едва успел отшатнуться – юная сквернословка с начатым университетским образованием упала в объятия одной из подруг, что шумной стайкой ожидали запаздывающую у входа.
Институтки не виделись, конечно, с самого окончания полуденной лекции.
Помню, ошеломленный, я поспешил поскорей пройти мимо, даже не смея взглянуть лишний раз на милых девчушек – могли бы ведь, примись я укорять, запросто обложить трехэтажным.
Больше не помню ничего…
А больше, слава Богу, наших встреч и не было!
