Танцующие дети

– Кольк, а Кольк! Скоро в школу, август уже, а ты меня так и не взял погулять в центр. Мороженое обещал, на карусели покатать…

Маруся цеплялась за широкие Колькины штаны и канючила. Ну, обещал. Но впереди целое лето. Долгое, жаркое Сталинградское лето с янтарными абрикосами, утренними туманами на рыбалке, купанием на волжской косе. Грядут каникулы! И никакая война не омрачала этого будоражащего предвкушения свободы. Она шла уже год, но где-то далеко.

Колькина мама работала почтальоном. Жили они в Кировском районе, около железнодорожной станции Бекетовская. В солнечной Бекетовке и обитали двенадцатилетний Колька, его шестилетняя сестра Маша и их мама Валентина, в небольшой каморке при почте. Отец воевал с фашистами.

О том, что идёт война, напоминали новости из рупора почтового громкоговорителя да письма в большой кожаной сумке, которые мама развозила на велосипеде. Каждое утро Валя долго сортировала солдатские треугольники, оттягивая момент, когда приходилось сообщать людям о невероятной радости или непоправимой утрате. Хрупкая женщина становилась вестником той страшной жизни, которая кипела ещё не здесь, но уже заявляла о себе сводками о боях, грохотавших всё ближе и ближе. Немцы двигались к Сталинграду. В это верилось с трудом, ведь вокруг были яркое небо, жаркое солнце. И Волга искрилась, отражая обманчиво мирные облака.

Почти каждый вечер мама возвращалась с работы усталая, мрачная. Весточки, доставляемые ею, в основном были печальные. Беда таилась на подходе к городу Сталина.

Марусин садик тоже носил имя Сталина – трёхэтажный, с высокими потолками. Обычно на лето детей вывозили на дачу, но в этом году всё происходило иначе. В июле малышей распустили, а здание переоборудовали под военный госпиталь. Поэтому Маша оставалась с братом, под Колькину ответственность. Это значило, что кончилась мальчишеская свобода – теперь сестра будет вечно болтаться под ногами как привязанная.

На железнодорожную станцию приходили эшелоны с ранеными. Кольку с одноклассниками звали на помощь в госпиталь. Они заправляли койки постельным бельём, помогали переносить пациентов в палаты. Было тяжело, ребята тащили одного больного вчетвером.

Сестрёнка крутилась тут же. Она тоже старалась помогать: поднести воду, подать градусник, поговорить. Читала в палатах стихи и пела детские песенки. А когда мама пекла пирожки, сгребала их в узелок и бежала «к солдатикам».

Так заканчивалось долгожданное лето. Не успели оглянуться – август на дворе.

– Кольк, а Кольк, тебе на следующей неделе в школу! – завела старую песню Маруся.

Брат посмотрел на календарь:
– Так, сегодня суббота, 22 августа. Решено, завтра, в воскресенье, едем гулять, готовься!

Мама их отпустила.

Девочка, думая о предстоящей поездке, долго не спала, смотрела в окно на звёздное небо. Было тихо, только пёс Дружок возился в будке, вздыхал и посапывал, да на станции что-то объявлял дежурный и гудели поезда. Завтра они отправятся в долгожданное путешествие.

Утро выдалось солнечным и прохладным, на небе ни облачка. Колька открыл глаза. Перед ним уже стояла нарядная сестрёнка с идеально заплетённой косичкой, торчавшей из-под панамы, в белых носочках, новых сандаликах и с плюшевым мишкой в руках.

– Коля, вставай! Утро давно! Ты так всё на свете проспишь!

Пришлось подчиниться. Мама, посмеиваясь, готовила завтрак.

– А медведь зачем? Так не пойдёт, с игрушкой не договаривались. Дорога дальняя.

…Сталинград растянулся по берегу Волги. Их южный Кировский район – в двадцати километрах от центра. Ехать предстояло на автобусе целый час. Мама отсчитывала деньги – на проезд, мороженое, газировку и карусели.

23 августа 1942 года. Обычный воскресный день. Сталинград жил своей жизнью: люди отправлялись по делам, стояли в очередях, развешивали бельё. А многие, как Колька с Марусей, гуляли в городском саду.

Их путешествие удалось на славу. Покатались на яркой карусели с весёлыми лошадками, поели мороженого и посидели на набережной, болтая ногами и наблюдая за искрившейся на солнце волжской водой. Перекусили пирожками и напились газировки.

Время близилось к обеду, пора возвращаться домой. И тут девочка вспомнила рассказ подружки о фонтане с танцующими детьми и крокодилом, что украшает Привокзальную площадь.

– Коль, давай туда сходим.

Как усталый брат ни отпирался, сестра стояла на своём:
– Не уйду, пока не увижу детский фонтан!
Делать нечего, пошли.

На высоком постаменте застыли в танце шесть скульптур: три мальчика и три девочки. Их руки сомкнуты, одежда развевается. Между ними – крокодил. Прямо как в стихотворении Чуковского!

Колька хотел спросить у сестры, довольна ли теперь её душенька, но внезапно резкий оглушающий звук накрыл город. Он возник неожиданно и раздавался отовсюду. Это выли сирены, оповещая о воздушной тревоге. Первый раз они раздавались в мирном Сталинграде. Девочка в ужасе зажала уши. Брат схватил за руку:
– Бежим!

Со всех ног понеслись к ближайшему зданию, но остановились, потому что сирена умолкла, и стало вдруг как-то неестественно тихо. Отовсюду выглядывали испуганные люди – из подвалов, щелей и подворотен, куда они успели спрятаться. Время шло, жители покидали свои убежища. Но безмолвие пугало.

Колька понял, что нужно скорее уходить с площади и как-то добираться до дома.

И тут зародился гул. В небе летели самолёты. Время замедлилось. Раздался вой первых падающих бомб – чёрных, пузатых, а следом – взрывы, взрывы, взрывы!

Колька толкнул сестру в какую-то выбоину, прижал к земле, закрыл собой. Маруся жалобно стонала. Брат шептал: «Ничего-ничего, не бойся. Скоро всё закончится, и мы пойдём к маме». Их оглушило, засыпало пылью, обломками. Вокруг кричали люди, складывались дома. Рушился мир детей и их родителей. Там, куда попадали снаряды, не было ни военных, ни стратегических объектов. Немцы бомбили город Сталина, чтобы сровнять его с землёй вместе с Колькой, Марусей, их мамой и другими жителями.

Сколько продолжался налёт, дети не знали. Казалось, он будет длиться вечно. Стемнело. То ли ночь подкрадывалась к разрушенному городу, то ли его накрыли дым и гарь. Когда рёв моторов и грохот взрывов, наконец, стихли, дети выбрались из укрытия. Спрятались они в городе, а теперь стояли в руинах.

На фоне покорёженных зданий железнодорожного вокзала и привокзальной площади скульптуры детей на постаменте танцевали вокруг крокодила. Фонтан был цел. Только вместо сцепленных рук торчала металлическая проволока.

Маруся не отрываясь смотрела в одну точку. Дрожащими губами шептала:
– Коля, где у девочки голова? Почему у неё нет головы?

Брат тащил Машу прочь, приговаривал:
– Не смотри! Голова есть, просто её не видно. Пошли!

Люди бежали кто куда, в основном к Волге. Дорога в завалах, двигаться приходилось с трудом. Коля вёл Марусю тоже в сторону реки. Сам не зная зачем, но вместе со всеми. На берегу собрались толпы людей. Старались занять лодки, небольшие катера. Несколько судёнышек, переполненных беженцами, отчаливали. Оставшиеся метались по суше, кричали, просили забрать и их.

Над рекой кружили немецкие самолёты. На глазах у брата и сестры в катер, полный беженцев, попала бомба. Горела Волга. Зарево в небе сливалось с кипящей водой – скорее всего, разлилось топливо тонущего судёнышка. Шли на дно люди, мёртвые и живые. Рёв и вой разносились над рекой.

Маруся заплакала. «Не смотри, не смотри, не смотри…» – твердил брат, увлекая её дальше по берегу.

Коля и Маруся брели, утопая в мокром песке, и уже не глядели на горящую реку, не вздрагивали от крика и грохота – будто оглохли. На железнодорожных путях, расположенных неподалёку, горели и взрывались цистерны.

Остановились в овраге, полном беженцев. Девочка сильно устала. Новые сандалии порвались, ноги стёрлись в кровь. У воды стало холодно. Люди спрашивали, чьи это дети и как здесь очутились одни. Маша отвечала, что они идут домой, к маме. Их накормили. Колька устроился на сухих ветках, взял сестрёнку на руки, прижал к себе, согревая. Сердобольные соседи нашли, чем их прикрыть.

Наконец всё стихло. Слышался только шум прибоя. Засыпая на руках брата, Маруся сквозь ветви дерева смотрела на ясное звёздное небо. Она не могла поверить, что ещё сегодня утром не было ни самолётов, ни страшных чёрных бомб, а у девочки из танцующего фонтана голова находилась на месте.

– Коль, а сейчас у немцев на небе тоже звёзды?
– Да.
– И у Гитлера?
– И у Гитлера.
– И у товарища Сталина?
– И у него.
– Те же самые, что и у нас?
– Спи!

Утро выдалось тихое, солнечное, холодное. Над рекой клубился туман. Дети проснулись и побежали в сторону дома. Путь неблизкий, приходилось пробираться сквозь завалы. Попробовали идти по берегу Волги, но поняли, что не пройдут. Поднялись выше. Старались не смотреть на трупы, обходили развалины. Надо идти, их ждёт мама.

Обогнули крупные станции Сталинград II и Ельшанку. Тут всё было загромождено развороченными составами. Зато дальше от центра продвигаться стало легче. Они выбрались на железнодорожные пути и побрели по шпалам.

– Давай шпалы считать!
– Ладно. Только собьёмся, их много.
– Тогда песни будем петь, начинай!

Колька поглядывал на голодную сестру в рваных сандаликах и прикидывал, насколько хватит у неё сил, и что они будут делать потом.

Его мысли прервал нарастающий шум. Поезд? Они прислушались и на всякий случай спрятались в кустах у обочины. Появилась дрезина, которой управлял старик. Увидел детей, остановился.

– Откуда вы здесь, бедолаги? Совсем девчонку замучил, малец. Куда направляетесь? Почему одни?
– Нам в Бекетовку надо, к маме. А я очень хочу кушать, и мои новые сандалики порвались, ноги болят.
– Ну, садитесь тогда. Повезло вам, доедем до вашей Бекетовки.

Это было спасение! Через час ребята попрощались с дедом, поблагодарили. Побежали к почте. Ещё чуть-чуть, и они окажутся дома!

И тут брат с сестрой остановились.

На месте почты зияла чёрная воронка. Колька обнял сестру, чувствуя, как силы покидают его, опустился в дорожную пыль. Маша плакала, тоненько поскуливая. И тут брат ощутил, что рядом кто-то есть. Чёрная мохнатая морда тыкалась то в Кольку, то в Марусю. Их верный Дружок!

К ним бежала соседка баба Нина.

– Деточки мои, родненькие! Нашлись! Живые-е-е!

На шум собрались люди.

– К матери бегите, к Валентине. Скорее! Дети нашлись!
– А мама?
– Жива ваша мама. Почту развозила, когда ахнуло. Хоть и воскресенье, да писем много, подумала, может, важные. А Дружок бегал на станции с невестами.

Валентина брела по дороге. Навстречу неслась соседка Люся.

– Валя! Дети!

У Валентины подкосились ноги:
– Дети? Что дети?
– Живые!

Много лет спустя пожилая женщина сидела на лавочке у фонтана на привокзальной площади Волгограда. Смотрела на белые фигурки на фоне ярко-голубого неба. Скульптуры трёх мальчиков и трёх девочек, взявшихся за руки, застыли в танце. В который раз Мария Александровна размышляла: «У какой же девочки не было головы? Или это мне тогда показалось?»