Золотой меч Скилура, глава 3

                                                                                   глава 3      

      …Что увидел бы Тазий, будь он могучим степным орлом, что парит над его стойбищем, заставляя, до боли в затылке запрокинув голову, наблюдать за его полётом. Орёл поднялся с крутого холма, которым прикрылось от пронизывающих северных ветров сарматское поселение, и царевич смог хорошо рассмотреть великую птицу. На какое-то мгновение, пролетая над ним, она будто заслонила собой высокое Светило и бросила широкую тень на присевшего от неожиданности юношу.

      Орёл, описывая круги, поднимался всё выше и выше, а Тазий, наблюдая за его полётом, вращаясь, топтался на месте, словно совершал какой-то неведомый доселе ритуальный танец. Скоро орёл, вкручиваясь в небо, стал меньше воробья, а Тазий всё вращался и вращался, издавая какие-то тихие, разновысокие звуки, и постепенно ускоряя вращение. Когда он прекратил понравившееся ему вращательное движение и перевёл взгляд с неба на землю, она стала вращаться вокруг Тазия, пока он не присел на неё, закрыв лицо руками.
      Забавно…

      И царевичу вдруг неудержимо захотелось самому подняться на высокий холм, с которого стартовала в небо царственная птица. Может и он смог бы тогда взлететь и легко парить над кочевьем.
      Он немедля решил взобраться на возвышенность и огляделся, ища надзирающее за ним «недреманное око». Тазию повезло: на сей раз «око» дремало, привалясь могучим торсом к высокому колесу повозки, как самое дорогое и единственное, обняв длинный меч, рукоять которого возвышалась над поникшей на грудь лохматой головой сармата. Тазия словно ветром сдуло: ещё бы(!) – Тупий никогда не спускал с него зорких глаз, не оставлял без присмотра.

      Взобраться на холм было не так просто, как, может быть, представлял себе юный царевич: крутой склон, поросший пожухлым разнотравьем, с каменистой, прогретой солнцем зыбучей почвой, с каждым шагом уползающей из-под ног, оказался достаточно серьёзным препятствием. Но теперь уже безудержное мальчишеское любопытство, стойкий характер, воля и мужество, унаследованные от воинственных предков, безостановочно подталкивали Тазия к заветной вершине. К тому же холмистая местность была совсем не пустынной. Поодаль от возмутителя спокойствия, рьяно карабкающегося вверх по склону, беспорядочно носились крикливые кеквики, угрожающе шипели, раздувая чешуйчатые бока и выбрасывая липкие раздвоенные языки, вараны, и только умудрённые, знающие себе цену ядовитые гюрзы, эфы и чарки спокойно продолжали греть на солнце свои смертоносные, похожие на свёрнутые арканы, туловища.

      Преодолевая боязнь быть укушенным, Тазий карабкался и карабкался вверх по крутому склону, даже не оглядываясь на проделанный уже путь. Взобравшись на вершину, он посмотрел вниз.

      Родное его сарматское поселение раскинулось на всю равнину. Почти у подножья холма, откуда начал подъём отчаянный путешественник, стоял огромных размеров царский шатер. Отойдя на почтительное расстояние, его обступили шатры поменьше и совсем не большие, соответствующие рангу и заслугам окружающей царя сарматской знати: вождей племён, военачальников, жрецов, телохранителей, царской прислуги и обслуги. Дальше шли кибитки, повозки, островки кошар, поляны для игр и ристалищ, и всё это пересекалось узкими проходами и проездами: некоим подобием улочек и улиц. Всё было видно, как на ладони, и Тазий увлёкся зрелищем.
      
      Пронзительный писк достиг ушей и заставил встрепенуться.
      Невдалеке на большущем плоском камне расположилось разложистое гнездо степного орла. Того самого, который парил над головой Тазия. Из гнезда, на длинных кашлатых шеях уродливо торчали головы двух птенцов. Широко разинув жёлтые клювы, они просительно высовывали острые красные языки. Птенцы были такие забавные, что Тазию тут же захотелось потрогать их. Однако он успел лишь подумать об этом, как услышал странный шум, и резкий порыв ветра. Падающий с высоты орёл распахнул над его головой могучие крылья, и выпустил цепкие когти, способные сломать хребет взрослой лошади. Царевич прикрыл голову руками и мгновенно присел… Над его головой просвистела тяжёлая стрела и с рипом вошла в тело огромной, страшной в момент молниеносной атаки птицы. Орёл вскликнул от убийственной боли, и рухнул к ногам опешившего Тазия.

      В следующее мгновение железная рука Тупия схватила и поволокла его вниз по склону холма. Они скатились с него, падая, кувыркаясь, вскакивая и падая снова. В небе над ними уже висела орлица-мать… Неизвестно чем закончилось бы это «приключение», если бы не птенцы, которых ей надо было накормить, и убитый орёл, которого надо было оплакать. Птица устрашающе пронеслась над головами обидчиков и полетела к вершине холма.

      Царевич был бит. Такова была воля его отца. Бил его Тупий. Так велел царь. Руки воина дрожали. В момент экзекуции гордый юноша не плакал. Он стоически выдержал событие своего унижения, не понимая, однако, в чём, собственно, его вина, если это вина вообще.

      Когда наказание было исполнено, Тупий спросил:
      -Сын твой наказан тобой за проступок. А я за что?

      Царь отвёл взгляд в сторону…