Апокалипсис в шляпе заместо кролика.Гл. 11

Насыщенная различными катастрофического характера гипотезами и предположениями, где некоторые из них заслуживают и заслужили для себя должного внимания.
– Я с тобой не согласен лишь в одном, – обратился к Трою Константин, – в выбранном для конца света инструментарии.
– Это ты о чём? – спросил Трой, прожёвывая булочку.
– Ты вот говорил о потопе. Как по мне, то это хоть и действенное природное средство для приведения человечества в здравые чувства, но оно, как бы это тавтологически не звучало, допотопное средство. Оно, как бы это сказать, не отвечает реалиям современного мира. Который не согласится, даже не с самой постановкой вопроса о конце света, а с тем, что этот способ погибели человечества, как-то вообще не ко времени, совсем не креативен и не высокотехнологичен. А всё дело в том, что каждое время определяет для себя свои начала и концы времён. И если потоп был актуален для времён пустынь и человека, блуждающего в них в своём одиночестве, то наше время, характерной чертой которого является переполненность и перенасыщенность во всём, заслуживает для себя отдельного конца света. – Сказал Константин, углубившись в чашку с кофе.
– И какого же? – спросил Трой.
– Прогресс ознаменовал начало этого периода времени, с ним и этот временной отрезок закончится. – Сказал Константин.
– А конкретней?
– Конкретней. – Задумчиво повторил заданный Троем вопрос Константин. – А конкретней выходит вот что. Теперь мы вооружены различными знаниями, историей, наукой, и наш подход к любому делу, в том числе и такому, как конец света, математически выверен и со всех физических сторон рассмотрен. И мы давно уже расщепили до своих истин и выяснили, что  такое есть свет в своей природной натуральности, в физической основе. Он несёт в себе волновую природу, со всеми характеристиками свойственными волне. Вот, наверное, почему, первым известным апокалиптическим явлением был потоп. Его волновая природа есть предтеча его появления. Но, как я уже говорил, всё это дела минувших доисторических лет вне нашего времени. Сейчас же перед человечеством встали другие вызовы. И все они, надо честно сказать, не природного характера, а рукотворны. Где некий агрегат новых идей, запускает новую волну, которая, проходя собой по человеческим умам, и ведёт их к своей конечности. И если выявить этот новый генератор идей, которые само собой, по своей задумке должны осчастливить человечество, то можно предотвратить новую надвигающуюся неотвратимость. – Константин замолчал, с глубокой задумчивостью глядя на поверхность своего кофе в чашке. Затем он зачем-то подул на кофе, в результате чего по его поверхности прошла рябь, посмотрел на Троя и обратился к нему с вопросом:
– А ведь волны уже пошли, и ты сам это чувствуешь. Так ведь?
– Есть свои ощущения. – Сказал Трой, поёжившись.
– Первая волна всегда информационная. Она несёт в себе тревогу и некую обречённость, и это всё начинает чувствоваться на подсознательном уровне. – Проговорил Константин и Трой только согласно кивнул в ответ.
– Не знаю, что она вслед за собой принесёт, но если мы хотим быть готовы к исходу этого времени, мы должны суметь прочитать этот её посыл. – Сказал Константин.
– И какие есть мысли?  – спросил Трой.
– Трудно вот так сказать, – заговорил Константин, – но если окинуть поверхностным взглядом человека и то, чем он живёт, – Константин бросил свой взгляд в сторону окна, откуда на них смотрела картинка, отражающая собой современный мир. Где при всём обилии различий и красок, всё это броуновское, со своим оживлением движение, имело одно общее – зацикленность на себе и отстранённость друг от друга всех участников этого движения, в общем, никому нет до другого никакого дела, пока его не задевают (и лучше этого не делать).
И всё это стало даже не приметой, а своей обыденностью этого отрезка времени и современной действительности, которую принимаешь как само собой разумеющееся, и поэтому только с такого внимательного подхода бывает замечено. Что и удалось сделать Константину и Трою. А как только они вернулись оттуда, из того, из-за окна мира, то Константин и подвёл свой итог увиденному.
– Человечеству стало тесно и до отупения невыносимо жить в обществе друг с другом, – как минимум, так он думает и настроен на это, – и это первые предвестники той бури, которая всех нас ждёт и к чему ведёт генератор движения сегодняшней современности, прогресс. Стена непонимания уже во всю воздвигается между людьми на всех уровнях коммуникации, которые всё больше уходят в виртуальную плоскость. Где человеку с отрывом от своей действительности, куда легче общается, что шаг за шагом ведёт человека к отрыву от своего собственного я. И следующим шагом на пути отрыва от собственного я и своего воспроизводства, будет его заменитель, тот же кибернетический организм, робот. А это и есть путь в своё никуда.
– Да ты фантазёр почище моего. – Усмехнулся Трой, откинувшись на стуле.
– А может реалист. – Пристально, через прищур глаз посмотрев на Троя, спросил Константин.
– Может быть. – Со своей многозначностью ответил Трой и, как бы боясь создавать на этом месте паузу, он обращает своё внимание на лежащий на столе телефон и говорит. – Что-то наш адвокат запаздывает. А это как-то даже недопустимо с его стороны. – С чем он подбирает со стола телефон, и идёт в сторону выхода, при подъёме дав понять Константину, что ему нужно выйти, чтобы сделать важный звонок, скорей всего, этому забуревшему адвокату, для которого у него припасено немало крепких словечек, – а они такого жгучего свойства, что он не может их здесь при всех озвучивать, вот и выходит.
Константин же, проводив взглядом Троя до выхода из кафе, собрался было вернуться к своей чашке кофе, как к своему потрясению, вдруг натыкается на мотоциклетный шлем, занявший своё место за одним из столиков, за которым сидит человек в кожаной куртке и глядит прямо на него. А вот почему вид мотоциклетного шлема вызвал такую реакцию у Константина, то тут и гадать не нужно – Константин не просто решил этот шлем и его носителя ассоциировать с тем мотоциклистом, кто так был безжалостен и беспощаден к капризной девушке, где при виде всего того, что с ней случилось, у Константина от жалости даже защемило сердце, а он был уверен, что этот тот самый гад, до которого у него раньше не дотянулись руки, а вот сейчас он с ним точно разберётся.
А мотоциклист, как будто в курсе всего того, что задумал на его счёт Константин, и поэтому он так внимательно на него смотрит и ждёт, что там решит предпринять Константин. А вот такой вызов со стороны этого гада, мотоциклиста, сбивает с решительных действий Константина, вдруг решившего, что всё это не случайно и всему тому, чему он стал свидетелем там, на улице, имелось иное объяснение – это всё был спектакль, чтобы привлечь его внимание.
И точно! Только Константин так подумал, как этот мотоциклист кивает Константину головой, указывая в сторону одного из проходов, ведущих во внутренние помещения кафе, а точнее в сторону туалета, и поднявшись из-за стола, выдвигается туда. Константин же, чья решимость немедленно воздать по заслугам этому мотоциклисту, несколько поостыла по причине необъяснимого поведения мотоциклиста, не сразу бросился с кулаками догонять мотоциклиста, а он, чувствуя некий подвох и хитрость со стороны мотоциклиста, который вполне возможно, что приготовил ему ловушку, там, в туалете (переменит местами таблички «м» и «ж», и тем самым поставит Константина в тупик отношений с некой дамочкой, став свидетелем пикантной ситуации с нею, где она поправляла на себе то, что лучше было бы поправить в кабинке), начал осторожничать, выглядывая в зале возможных сообщников мотоциклиста.
Но Константину не удаётся с точностью выявить сообщников мотоциклиста, – в их число можно записать любого, – и он решает, что у него другого выхода нет, как принять этот вызов. И Константин, оперевшись руками об стол, поднимается на ноги (почему-то ему это с трудом далось), где им сразу же почувствовалось в ногах, как они засиделись (а это не прибавляет уверенности в собственных силах), и Константин чуть было не перепутал дорогу, было собравшись ногами в сторону выхода из кафе.
Но Константин своевременно сообразил, куда собрались отвести его ноги, – само собой позвать на помощь Троя, а не то, что можно было подумать и подумал о себе, трусе, Константин, – и, сжав зубы, повернул их и себя вместе с ними на путь мщения.
– Без всяких рассуждений, не давая ему возможности сбить меня с толку, схватить его за горло, а там посмотрим, что он скажет, гад. – Так решительно себя настроив, сжав руки в кулаки, Константин каким мог шагом направился в сторону одного из коридоров, куда скрылся мотоциклист. По приближению к проходу, ведущему дальше в глубины кафе, в Константине начинает теряться всякая уверенность, и он уже и не так уверен в том, что нужно так, как он задумал, решительно начинать свой разговор, встреться с ним на пути этот мотоциклист.
И теперь уже и не выяснишь, как бы эта встреча прошла, если бы всё так неожиданно для Константина не произошло, и только он переступает порог, разделяющий собой общий зал и коридор, ведущий дальше, в глубину внутренних помещений, как вот он, мотоциклист, прямо перед ним стоит, и Константину ничего другого не остаётся, как действовать по инерции.
И он, как им и задумывалось, без всяких предварительных разговоров, хватает за горло мотоциклиста, прижимает его к стенке и начинает на него давить всем собой, где особое значение имеют вытаращенные на своего противника глаза Константина. И так они вылезли из своих орбит, что и не поймёшь, кто тут на кого давит, раз у Константина такой вид, как будто его глаза выдавливаются из него под давлением… А! Скорей всего, под давлением внутреннего напряжения (Константин ещё никогда не был орудием справедливости, вот он и напрягся так).
А вот его противнику видимо более привычно находиться в роли негодяя, с кем многие хотят свести счёты и для него такое давление обычное дело. И мотоциклист даже не стал бить в живот Константина, для чего были все возможности, а он, изучающе посмотрел на Константина, и с хрипотцой в голосе (Константин как-никак схватил его за горло, вот он и похрипывал) проговорил. – А теперь, быть может, дашь сказать.
Константин, отлично понимая, что без этого не обойтись, да и силы в нём уже не те, как вначале, отпускает злодея мотоциклиста и, заняв позицию строго напротив, даёт тому понять, что готов его выслушать. А мотоциклист, человек одно в себе коварство, не торопится объяснять своё поведение (и Константина нисколько не волнует, что он к нему подошёл без предъявления обвинений), а он решает для начала о себе позаботиться, поправив свою шею и, пощупав горло, а уж только после этого, он, уставившись взглядом на Константина, заговорил.
– Я тебе показал на примере, что значит завершение цикла. – Сказал мотоциклист.
– Ты это о чём? – переспросил Константин, ничего не поняв из сказанного ему, но при этом он себя почувствовал как-то тревожно.
– Я об архитекторе. – Сказал мотоциклист и у Константина почему-то похолодело в душе. Хотя причин для этого и не было.
– И что? – с