На тихоокеанской волне.отрывок первый

собрании капитан, кстати, о том тоже упомянул:
- Ребята!.. Если кто-то там, где-то – на перелете… Ну, в общем – вы поняли… Так вот – сообщите хотя бы по факту, чтоб мы вас хотя бы не искали, и рейс из-за вас не задерживали.

Демократических взглядов был капитан-то!..

Но, на сей раз никто Родину предавать не стал – дальше полетели: английский, может, мало кто хорошо знал, вот и стыдились перед полицейским.  Теперь до Кубы. Где, по посадке в Гаване, стюардессы прожужжали все уши:

- Вещи свои все забирайте с собой!

- А чего им сделается? Взять кто-то может?

- Тут-то?!. Да конечно! Мы уже и в проходе стоим, пока они убирают, а все равно за каждой не усмотришь – тянут!

Это был ощутимый удар по тому Острову Свободы, что революционно пылал в сердце Алексея двадцать, наверное, лет: ну, да – года в три он уже про Кубу слышал! Вот так дела! Впрочем, время было теперь такое – и не такие тверди навзничь опрокидывались…

Усталость перелета уже сказывалась на каждом. Размяться бесцельным хождением по аэропорту надо было обязательно – иначе просидеть еще четыре с лишним часа будет невозможно.

Остался последний рывок – до Лимы.

                                                                          4

Про Лиму – столицу Перу – Уздечкин тоже был наслышан немало. Солидный Матвеевич, с которым делил он весь прошлый рейс каюту, рассказывал:

- Пошли мы там на рынок. Идем вчетвером, видим – впереди какого-то нашего малыша местные прижали, и по карманам шарят. С нами один матрос был – здоро-овый, да еще каратэ занимался! – как подпрыгнет, да ногой одному ка-ак даст! Этот полетел, остальные – врассыпную. А паренек этот – маленький такой, мурмаш: «Спасибо, братцы! Сейчас бы, гады, всю валюту вытащили!».

А валюта за рейс сейчас была главным заработком: «деревянные» рубли - так, в довесок…

- А ты в Лиме был? – допытывался на берегу Уздечкин у знакомого пропойцы сварщика – бывшего моряка загранплавания.
- Сколько раз!

- А правда говорят, что там ходить по рынку страшно – оберут моментом, так еще и нож сунуть могут?

Тот даже забрало сварочной маски, что собирался уже опустить, обратно поднял.

- Слушай больше!  Сто грамм залудишь – и пойдет – поедет! По фигу тебе все будет, и не тронет никто! И отоваришься дешево, и весело все пройдет.

У этого, конечно, одно на все было средство…

Но, взорвали ж совсем недавно в той Лиме автобус с экипажем БАТМ «Курасов» повстанцы местные. Это много позже Уздечкин из романа Артура Хейли «Вечерний репортаж» ликбезом узнает про партизан революционной «Луминосо» - освещающей путь, что действуют на территории Перу, а некоторые труднопроходимые районы сельвы и вовсе находятся под их влиянием и, по сути, не контролируются правительственными войсками.

Однако, молодость, что всегда бесшабашна и  смела, безоговорочно брала верх в нашем романтике: «Лима!.. Лима».

                                                                            5

- Серёга, а что вот тут, в декларации писать? – вопрошал Уздечкин у старшего товарища в аэропорту.

- Пиши: пескадор – мы же рыбаки.

Лима встретила путников всегдашней жарой. Из окна автобуса Уздечкин обозревал пыльные дома своеобразной архитектуры: словно кубики громоздились они один на одном. Он уже видел подобное – в Лас-Пальмасе, на Канарских островах. Разноцветной нескончаемой вереницей мелькало сушимое белье. Почти у всех домов не было крыши: оказывается, здесь никогда не бывает дождей. А в общем – унылая и утомительная картинка…

Трое юношей на спортивных велосипедах пристроились по ходу движения к автобусу.

- Блин, - недовольно оборачивался на них Сергей, - как бы они наш багаж не тиснули!

Но велосипедисты оказались вовсе не воришками. Выждав всеобщего внимания, они воодушевленно прокричали «Ирак!.. Ирак!», одобрительно потянули большие пальцы рук кверху, и, удовлетворившись, что их гражданская позиция услышана вполне, с чувством выполненного долга живо покатили куда-то.

Идейные!.. Хоть, к багажным отсекам, наверное, тоже присматривались - одно другому не мешает: какой революции деньги не нужны?

В рыбацком предместье Кальяо погрузили свой багаж на катера, уместились среди сумок, чемоданов и баулов сами, и взяли курс на расплывчатые в тихоокеанском мареве контуры судов, стоящих на рейде: где-то среди них затерялся и «Маршал Новиков».

Ехали долго. Потом, в опережении друг друга толпились у спущенного до воды, большого – «парадного»- трапа: надо было занять каюту!

- Только четырёхместку  нашел! – сообщил запоздавшему Уздечкину Серега. – Остальные забиты уже.

«Четырёхместка», так «четырехместка»: и в четырёхместной каюте люди живут – на то на и предназначена!

Хоть, конечно – в двухместной каюте-то лучше бы было…

Каюта-то была вполне себе жилой – не «убитой». Аляповатые серо-зелено-черные занавески на иллюминаторах, аквамариновый линолеум на палубе. Приклеенная скотчем страница из западного журнала на дверце одного из рундуков: длинноволосая девушка в профиль, в одних только босоножках, присела на коленки перед старомодным деревянным стулом с круглым сидением и потертыми ножками. Авангард… Будет теперь им с Серёгой о забытых радостях жизни напоминать. И еще кому-то, кто третьим определится в эту каюту на жительство.

А за открытым иллюминатором простиралась прекрасная, хоть и привычная морскому глазу, картина океанской дали. И чуть слышный плеск волн о борт умиротворял после такого долгого пути, и солнечные блики весело играли на подволоке (потолке) каюты…

Они теперь были на месте - во втором своем «доме».

Сергей присел на диван, не разбирая еще чемодана, закинул ногу на колено, закурил. Уздечкин присел на стул – к девице боком.

- Знаешь, мне чего-то кажется – этот рейс быстро пройдет!

Ему действительно в этот момент так захотелось. Круговерть вахт – каких-то пять месяцев! – пролетят, как один день. Может, и вещи не стоит раскладывать?..

Серёга хмыкнул на то многозначительно и выбросил окурок в иллюминатор. Громкий бултых послышался за бортом – кто-то смайнал за борт что-то увесистое.

- Ни фига себе, выбросил бычок! – улыбнулся в усы Серёга.

Рассмеялся и Уздечкин: из таких вот неприметных эпизодов и будет состоять судовая их жизнь. И непременно нужно замечать малое, радуясь и ему: фейерверка искрометных событий здесь точно не будет на всем протяжении.

- Мужики, у  вас свободное место есть? – это сунулся в незакрытую дверь своей широкой физиономией Владимир – Уздечкин знал его по прошлому рейсу. Работал тот в цеху чановым, и кличка была у него «Пузырь» - действительно, налитый водой, большой воздушный шар он напоминал.

- Да есть, заходи!

Кого-то все равно пришлось бы пускать…

                                                                      6

Володя этот был очень неприметен в прошлом рейсе – на фоне их живой, разбитной бригады. В совместных чаепитиях и пару раз в месяц организуемых застольях не участвовал, просиживая выдававшееся свободным на вахте время или в салоне перед  «видиком», или просто на упаковке в цехе: он жил с «врагом» в каюте.

Кто такие на судне «враги»? Враги –это матросы другой бригады. Их радостные, пышущие необычайной энергией и энтузиазмом физиономии видишь, заступая на вахту, и смурные, сонные лица созерцаешь, сменяясь с нее. Враги – они враги и есть! Им вечно мерещится, что работают они, горемычные, намного больше и уж конечно лучше, о чем не устают «жалиться» своему рыбмастеру, технологу, а при случае и самому капитану… По окончании их вахты корзины и шланги в цеху разбросаны в самом вызывающем беспорядке, «крокодилы» и свайки (подручный матросов-добытчиков инструмент) на промысловой палубе отыскать невозможно, а в трюме короба положены наплевательски безграмотно, и того гляди, завалятся. Враги всегда корчат из себя штормленых моряков, знающих спецов и неутомимых трудяг. Тогда как на самом деле – лентяи, горлопаны и натуральные «солдаты».

И такая беда из рейса в рейс!

Часто враги говорят, что не враги они – союзники… Отчего врагами быть, конечно, не перестают.

- А чего ты, Вован, чай не пьешь? – спросил однажды в прошлом рейсе у Владимира, сидящего чуть не в монашеском смирении на таре, Уздечкин в получасовой перерыв – чай.

- Да, я однажды зашел на своей вахте – руки помыть, а он так из-за шторки глянул – скуксился… Я больше не захожу теперь.

Был Володя с Тольятти.

   (продолжение следует)