"Я памятник себе воздвиг..."

- Ну, что, господа хорошие? – сказал директор фабрики, и во взгляде его было столько гадливого презрения, что сидящие за столом дружно и одновременно уставились в этот самый стол.
-Как говорится, случилось страшное, - продолжил он всё тем же беспощадно-вежливым тоном. – Тендер на поставку нашей продукции мы с любезной подачи нашего главного менеджера, господина Продавцова, - вот он, справа, -  и директор для убедительности показал рукой на молодого глистоподобного человека в модных дымчатых очках и цветастом шейном платке на месте галстука. – Да, вот он, собственной персоной. Давайте поаплодируем, товарищи, этой гниде! Так вот китайский тендер на поставку нашей продукции мы с помощью вышеуказанной гниды благополучно -  и я не побоюсь этого простонародного выражения – проср.ли, так что через месяц мы будем кто? Правильно, банкроты! Ура!
Над столом продолжало давлеть напряжённое молчание. «Гнида» время от времени беззвучно раскрывала рот (то ли судорожно зевала, то ли хотела, но всё-таки не решалась что-то сказать), и была в эти моменты удивительно похожа на рыбу-луну, обитающую в районе Гавайских островов и, одновременно, в кабинете директора, который привёз её оттуда, с Гаваев, в засушенном вид позапрошлым летом на память о бурно проведённых среди той сказочной природы днях и ночах. Ночи ему особенно удались и запомнились своими необузданными эротическими гавайскими оргиями с гавайскими же легкодоступными женщинами.
-И чего молчим? – всё тем же ласково-иезуитским тоном поинтересовался директор. – У нас, между прочим, производственное совещание, а не сеанс допроса партизан в гестаповских застенках.
- Я давно говорил: надо резиновых женщин выпускать, - буркнул главный технолог, месье Баблюк. Ему понравилось это обращение - «месье» - после того, как он съездил на пару недель якобы по профсоюзной путёвке для обмена опытом во французские Альпы. О профсоюзном обмене Баблюк с тех пор говорил с эмоциональным грудным придыханием, и был готов ездить обмениваться хоть чем хоть с кем ещё много-много раз и в любой момент, и хоть прямо сейчас, даже не заходя домой, к жене и детям.
- А вы заладили: гондоны, гондоны… Вот вам и результат.
-Презервативы, - строго поправил его директор. – Учитесь выражаться культурно.
- А я согласен с Михаилом Тимофеевичем! – неожиданно поддержал главного технолога старший кладовщик, товарищ Зюкин. – Надо было расширять ассортимент, как того требуют современные веяния! А то мы действительно упёрлись как бараны в эти гондоны…
- Презервативы! – повысил голос директор. – Неужели трудно запомнить! Мы, в конце концов, цивилизованная страна или как? А бараны, к вашему, товарищ старший кладовщик, сведению упираются не в них, а в новые ворота. Вы что, в школе не проходили? И вообще, баранам наша продукция не нужна. Они и без неё прекрасно обходятся. Естественным физиологическим путём.
Услышав про цивилизованную страну, старший кладовщик ехидно хмыкнул и, на всякий случай, торопливо перекрестился. Зюкин был настоящим патриотом своей страны, заграничных командировок в упор не признавал, и  поэтому ездил для обмена своим кладовщическим опытом всего-навсего в приполярный Урал, в рядовой, закрытый, международный, охотничий заказник.
- Опять вы, Михаил Тимофеевич, со своими резиновыми женщинами, - презрительно фыркнула Людмила Степановна. Он занимала должности главного бухгалтера, на полставки – главного экономиста, а также матери четверых детей (старший, Вовочка, в данный момент уже сидел за растрату в особо крупных размерах с применением бандитизма.). Людмила Степановна была женщиной глубоко порядочной, а также глубоко рассудительной и вообще положительной, поэтому никаких гаваев-уралов-куршавелей решительно не признавала и отдыхать предпочитала исключительно на даче - скромненьком трёхэтажном особнячке на черноморском побережье Крыма. Детям там очень нравилось. Особенно временно присевшему Вовочке.
- А я и не скрываю! – тут же набычился Баблюк. – Потому что болею за родное производство! И я ещё весной говорил, что если что нас и спасёт, то это наши современные резиновые женщины, а не ваши давнишние и морально устаревшие поганые гандоны!
- Товарищ Баблюк… - вздохнул директор (называть собравшихся по новому – господами – он пока всё-таки стеснялся. Что поделаешь, советское воспитание. Трудно перевоспитывается естественным путём.).
- Цивилизация! Вы слышали такое слово? Почему я должен вам постоянно напоминать?
- Извиняюсь, презервативы, - извинился Баблюк. – Хотя е….ться все хотят. И цивилизованные, и дикие, и, как говорится, и  вошь, и гнида (все как по команде посмотрели на Продавцова), и бабка Степанида. Основной потому что инстинкт. Фильм такой есть. С американской звездой Шарон Стоун. Он там ходит весь фильм без всяких трусов.
- Вот она, суровая капиталистическая действительность, - на всякий случай обозначил Зюкин своё политическое лицо. – Мировые гниды. Трудящий человек себе уже и трусов купить не может.
- Мы уклоняемся от темы, - строго прервал его директор. – Кто хочет высказаться по существу?
-Разрешите мне, – по-ученически поднял руку главный инженер Кулюкин. Хотя он и был здесь, на фабрике, вторым по значимости после директора лицом, но работал в своей должности чуть больше двух месяцев, поэтому только-только приобщался к культурно-производственному отдыху и ещё никуда для обмена опытом, кроме Кзыл-Орды, съездить не успел. Кулюкина все присутствующие тайно жалели и начали считать дурачком. Это был удивительно непрактичный человек с наивно-романтическим складом характера. Прямо дитё с высшим техническим образованием. Ничего, ещё повзрослеет, ещё обнаглеет, ещё наворуется!
- Я думаю, что здесь всё дело в рекламе, - изложил свою мысль Кулюкин и покраснел (он не был женат, а услугами легкодоступных женщин пользоваться пока стеснялся, хотя уже не один раз над этим серьёзно задумывался.)
-Что вы имеете в виду? – тут же напрягся директор. У него был прямо-таки собачий нюх на ценные предложения. Не зря в близких кругах он носил кличку «пограничный пёс Алый» по одноименному, некогда очень популярному, детскому кинофильму про геройские будни советских пограничников.
- То и имею, - попробовал сдерзить главный инженер. Это ему, как настоящему интеллигенту, конечно, не удалось, и поэтому он покраснел ещё больше и ещё шире.
-Рекламировать надо нашу продукцию. И, конечно, на современном уровне. Мы же цивилизованная страна! – напомнил он присутствующим слова директора. Присутствующие поняли это напоминание как тайный подхалимаж и завистливо вздохнули: вот вроде бы недотёпа недотёпой,  уши бантиком, а как изящно прогнулся перед начальством! О, эти придурковатые романтики – это, на самом деле, такие пройдохи!
- Тогда и спрос появится, - убеждённо продолжил тем временем главинж.
-А что? -  и директор возбуждённо заёрзал в своём директорском кресле. – Ведь это идея! Развивайте, товарищ Кулюкин, развивайте!
- Да какая реклама!- вылез вдруг доселе молчавшая гнида Продавцов. – Кому наша реклама у нас в городе нужна?
-Вот! -  и хронически унылое лицо главного инженера озарила торжествующая лучезарная улыбка. – У нас – не нужна! Правильно! А в Москве нужна! Значит, надо рекламировать в Москве! Здесь езды-то всего час до нашей горячо любимой столицы!
- Ага! Конечно! – ядовито заметил Баблюк. – Москве же своих гандонов не хватает!
- Презервативов! – рявкнул директор. –Презервативов, Баблюк! Неужели трудно запомнить такое простое, старинное, исконно русское слово!
- Я и говорю, - ответил Баблюк упёрто. – Пустая трата денег. Лучше со всей серьёзностью заняться женщинами.
- А это как, Михаил Тимофеевич, подать! (Кулюкин, светлая голова, и не думал сдаваться.) Если ходить по улицам и орать: кому гандоны, кому гандоны? (Директор вздохнул и на этот раз со своей грёбаной цивилизацией поправляться не полез.) – тогда конечно, тогда согласен! А если сделать что-нибудь оригинальное, то вполне можно рассчитывать на успех! Как в любых цивилизованных странах!
-Конкретнее, - сказал директор. Как всякий глубоко цивилизованный современный человек, он, кроме Гавайских островов, любил ещё и конкретности.
- Делаем макеты гандо…то есть, презервативов. Раскрашиваем их бросающейся в глаза краской. Лучше флюоресцирующей, чтобы издалека было видно. Пишем призывные надписи. Надеваем их, то есть, макеты, на особо надёжных сотрудников нашего предприятия. Вывозим их в столицу. Объясняем каждому маршруты патрулирования. Или как это… Ну, где они должны шататься, чтобы не пересекаться и друг друга не пугать. Вечером их забираем. Всё. Вот в общих чертах такая схема. Детали – по ходу.
- А надписи типа «Я тебе нужен!», «Со мной  - по жизни!»… - тут же уцепился за идею воспрянувший Продавцов. Он уже решил, что можно попробовать не считать себя гнидой.
- «Любовь любовью, но могут быть и дети» - предложил свою версию  доселе молчавший заместитель директора по быту Общагович. Как говорится, кто про что, а вшивый – про потомков. Насчёт производства детей Общагович был действительно крупно-плодовитый спец.
- Это не пойдёт, - поморщился директор. – Во-первых, слишком длинно. А во-вторых, Президент наоборот призывает к повышению рождаемости. Мы должны идти в руководящей струе, а то нам нас никакая реклама никого не спасёт.
- Тогда «Берегитесь СПИДа!», - не сдавался Общагович. Он провёл отпуск по обмену опытом в городе Париже и утверждал, что там, буквально в каждом публичном доме, висят такие предупредительные надписи. За свои слова Общакович отвечал, потому что такие надписи видел собственными глазами. Он вообще и всегда, как всякий примерный плодовитый семьянин, был очень обязательным человеком, и в каждом заграничном публичном доме вёл себя в высшей степени интеллигентно, гордо неся высокое звание гражданина своей великой страны (а в некоторых домах даже по много раз).
- Мы не Париж, - ненавязчиво, но убедительно продемонстрировал свой патриотизм директор. – И вообще, насчёт СПИДа – это слишком агрессивно и традиционно.  Реклама должна привлекать, а не отпугивать. Тем более что наш народ никаким СПИДом не напугаешь. Как говорится, пострашней видали.
-А как вы себе  представляете эти макеты? – вдруг спросил Кулюкина Зюкин. – Ни один наш гандон на человека просто так не напялишь. Они у нас все стандартные.
-Кто? – спросил главный инженер. – Люди?
- И люди тоже, - согласился Зюкин.
- Тогда сделать специальные, увеличенные,  – предложил находчивый Кулюкин. – Метра в полтора высотой. С прорезями для рук.
- И для рта, – дополнил Продавцов. – Чтобы дышать, говорить, есть и пить.
- Пить совершенно необязательно, - решительно возразила Людмила Степановна. Она, как мать четверых детей (про старшего уже говорили. Занятный паренёк. Чуть чего – лезет, никого не спросясь, в бухгалтерские документы или сразу за ножиком), была образцовой трезвенницей.
- Не нужно превращать серьёзное мероприятие в обычную попойку.
- Интересно, кто ж тогда согласится одеваться в таких дедов морозов? – иронически хмыкнул Зюкин. – Лично я бы, например, без бутылки не согласился. Тем более, что наши гандоны будут внутри живые люди, а на улице – под тридцать.