поводу ночной, коллективной «свадьбы », позвонил в спецкомендатуру и приказал начальнику прибыть в следственную тюрьму. Затем через тоннель, расположенный глубоко под землей прошел в соседнее здание управления НКВД.
Формально, отчитавшись перед начальством, Овчинников направился в служебной машине, чтобы поехать в библиотеку, которую, по словам Клавдии, посещает Лидия. Добравшись до места и, подождав полчаса, он протянул личному водителю фотографию Смирновой и распорядился:
– Проследишь, куда она направится, где проживает, с кем общается, и вечером доложишь.
– А если ее сегодня не будет?
– Я подключу еще одного человека, он продолжит наблюдение. Постарайся не выдать себя, подозреваемая не должна догадываться, что за ней ведется слежка.
Но все наставления оказались ненужными, после того как Овчинников увидел, как из здания библиотеки выходит молодая, красивая женщина. Он узнал ее – это была Смирнова. При виде «возлюбленной» учащенно забилось сердце. Он облегченно вздохнул: отпала надобность следить за ней. Овчинников решил, не откладывая поговорить с Лидией и приказав водителю ждать, направился через дорогу навстречу идущей по тротуару молодой женщине.
Если бы в тот момент перед Смирновой внезапно оказался разъяренный медведь, она была бы не так поражена и напугана. При виде Овчинникова женщина растерялась и остановилась. До капитана оставалось каких-нибудь десять метров. Она резко развернулась и, сойдя с тротуара, поспешила перейти дорогу.
– Смирнова, стой! – Услышав за спиной резкий оклик, она перешла на тротуар и бросилась бежать. И вдруг перед ней появился какой-то мужчина. Раскинув руки в стороны, он преградил ей дорогу.
«Все, попалась, – мелькнуло в голове, – мерзавцы, все-таки нашли». Лиде ничего не оставалось, как остановиться. В надежде, что произойдет какое-нибудь чудо, и можно будет ускользнуть от не желаемого поклонника, она сосредоточила свое внимание на действиях обоих мужчин. Когда Овчинников подошел вплотную, Лидия попыталась обойти его. Ухватив за локоть, он притянул ее к себе.
– Лида, мы должны поговорить.
– Нам не о чем с вами разговаривать, пустите меня, – она нарочито перешла на официальный тон и попыталась высвободить руку.
– Ты не можешь простить мне арест твоего мужа, но в той ситуации я был бессилен ему помочь, на него официально был зафиксирован донос.
– Это Вы тогда были начальником горотдела. И это Вы подписали приказ об его аресте и отправке из Прокопьевска. Овчинников, Вы отвратительны мне. Вы… – Лидия вобрала в себя побольше воздуха и выпалила, – Вы сломали жизнь всем моим родным!
– Замолчи, иначе у тебя будут неприятности, – его раздражало поведение Смирновой.
– И что Вы мне сделаете, арестуете?
– Да, я имею на это право.
– И на каком же основании?
– Твой отец в розыске и как только мы найдем его, немедленно арестуем. Он является пособником врагов народа, арестованных на руднике, а ты заведомо знавшая о его связях, не известила наше ведомство, и вдобавок ко всему ты целый год болталась неизвестно где, а теперь живешь в Томске без прописки.
– Называйте вещи своими именами – не донесла на своего отца, а что касается прописки, то я еще не выписалась из Прокопьевска, а только-только подала документы в мединститут.
– В который тебя ни за что на свете не примут, если я сделаю один звонок.
– Овчинников, что Вы от меня хотите?
– Лида, ты же знаешь, как я отношусь к тебе, – капитан смягчил тон, – тебе ни в чем не будет отказа, если ты согласишься стать моей. И отцу твоему я постараюсь помочь…
– Ага, моему мужу Вы уже помогли. Я никогда Вас не прощу и ни за что на свете не стану с вами жить.
Лида высвободила руку из цепких пальцев капитана и отступила на шаг.
– Подумай о своем отце, у тебя еще есть время, не усугубляй свою участь.
Лида молча замотала головой и, повернувшись, быстро пошла по тротуару. Овчинников злобно сощурился и движением руки остановил своего сотрудника, рванувшегося за Смирновой. Наблюдая за удалявшейся женщиной, капитан моментально сформировал в голове последующий план. Вернувшись в управление, зашел в свой кабинет и первым делом вызвал начальника милиции. Отдал ему срочное распоряжение разыскать проживающего в городе отца Смирновой, и подписал постановление о задержании обоих и доставке в следственную тюрьму.
Фальсифицируя некоторые политические дела, Овчинников чувствовал себя уверенно, так как надежно был прикрыт руководством. Интерес, конечно, состоял в своеобразном соревновании между областными УНКВД, получающими лимит на арест граждан. Но, «выработав» положенную норму, они с чрезвычайной настойчивостью выпрашивали повышения лимита. На совещаниях УНКВД ЗапСибкрая торжественно звучали фамилии особо отличившихся чекистов, в их число входил и Овчинников.
Ночью, когда Овчинников спал в своей квартире, его разбудил звонок телефона. Из тюрьмы доложили, что арестованная Смирнова уже сидит в камере. Через полчаса он сидел в служебном кабинете и, ехидно улыбаясь, смотрел с прищуром на Лидию. После жаркого дня, воздух казался удушливым, и чтобы проветрить комнату, он распахнул оконные створки. От свежего ветерка, ворвавшегося в кабинет, дышать стало легче. Решетки на окнах после небольшой реконструкции старинного здания еще не установили. Овчинников осмотрел темную улицу и, задернув занавески, сел за стол.
– Как видишь, уговаривать тебя я больше не стану. Своих слов я на ветер не бросаю. У тебя есть два пути, чтобы выйти из этого кабинета: либо ты согласишься жить со мной, либо угодишь в лагерь. – Какой же Вы все-таки нахал и подлец, Овчинников. Не зря Вас за глаза называют комбинатором . Уверена, что мое согласие стать вашей любовницей – это всего лишь некая форма. Вам не столь важно мое согласие, как чувство удовлетворения, что Вы унизили меня. Я убеждена, что десятки женщин, оказавшихся в подобной ситуации, без раздумывания лягут с вами в одну постель. Запомните Овчинников, я не из их числа.
Овчинников дерзко усмехнулся.
– Ты плохо кончишь и, по всей видимости, очень скоро. На тебя заведено политическое дело, – капитан похлопал ладонью по папке, – в моей компетенции передать его выше, но я могу и не делать этого. Ты же не хочешь разделить участь со своим мужем и закончить жизнь так бессмысленно…
– Что Вы хотите этим сказать? Что с Егором?
– За участие в антисоветском заговоре и измену родине, твой муж приговорен к смерти. Приговор приведен в исполнение.
– Вы лжете!
– Хочешь ознакомиться? Пожалуйста, вот выписка, – Овчинников достал из папки лист и пододвинул его к Смирновой.
Строки машинописного текста запрыгали перед ее глазами. Едва дочитав до конца, она гневно произнесла:
– Какое же Вы чудовище.
– Ты теперь вдова и можешь начать новую жизнь, в противном случае ты попадешь под недавно вышедшее постановление, жен изменников родины ждет срок до восьми лет лагерей.
Лидию захлестнула волна ярости. Она резко вскочила и плюнула ему в лицо. Овчинников оставался невозмутимым и пока доставал из брюк платок и утирался, Лида воспользовалась его заминкой. Ловко вскочив на подоконник, она выпрыгнула из окна. Приземлившись на ноги, упала на колени и, вскочив, бросилась бежать по пустынной темной улице. Затем долго ходила по ночному Томску и, шарахаясь от случайных прохожих, пряталась в темных подворотнях. Присела на лавочку в затененном скверике и, пытаясь унять воспаленные мысли, обдумывала ситуацию. «По всей вероятности – это конец. Овчинников посадит меня. А за что? О, эта сволочь нашел причину. Егора же он подвел под расстрел. – На глаза навернулись слезы от воспоминания о страшной новости. – Ладно бы я одна пострадала, так нет же, этот изверг собирается арестовать папу. Что же мне делать, как поступить? Не идти же на поклон к этой сволочи. Я лучше наложу на себя руки, чем стану его подстилкой! Нет, Овчинников от меня не отстанет, и даже если я уеду в другой город, его организация найдет меня на краю света. Что же мне остается? Пойду, попрощаюсь с папой, наверно мы не скоро увидимся. Меня арестуют, но я все равно буду сопротивляться. Овчинникову не удастся засадить меня в тюрьму». С такими грустными мыслями она вернулась на квартиру к своему отцу. Напрасно она думала опередить людей Овчинникова, ее уже ждали с новым ордером на арест. Мебель была сдвинута с мест, в вещах копались, наверняка искали какие-то улики. Лида хотела обнять отца, но ей не позволили, и демонстративно одев на запястья наручники, повели к выходу. Она резко обернулась: отец провожал ее печальным взглядом. Она кивнула ему и уже скрылась за дверьми, как услышала оклик:
– Лидочка, за меня не волнуйся, все будет хорошо…
– Молчать! – Его слова перекрыл злобный выкрик офицера.
Смирнову, как она и предполагала, снова доставили в тюрьму на Ленина 42, и после изнурительного допроса и обвинения в пособничестве «врагам народа», спустили в подвальную камеру. Овчинникова она больше не видела, ее дело вел молодой следователь, пытаясь запутать и запугать. Не добившись от Смирновой признания и подписи протокола допроса, передал ее дело другому, более опытному следователю. Если бы она подписала хоть один документ, то непременно разделила участь своей подруги, Клавы Марусевой, которую по приговору тройки, уже расстреляли.
Смирнову перевели в шестой лагерь, где содержались около тысячи таких же обездоленных, запуганных и отрешенных от всего мира женщин. Ей пришлось испытать многочисленные допросы, пережить голод и холод. Иногда ее доставляли в следственную тюрьму, и там она чувствовала невидимое присутствие «зверя». Она знала, что больше не интересна Овчинникову, но понимала ясно, что он ждет, когда она сломается. Один раз, когда Лиду привезли в тюрьму для допроса, наглый следователь повел себя неподобающим образом, за что она запустила в него чернильницей. По прибытию в лагерь, ее посадили в изолятор. Был еще ряд наказаний за ее свободолюбивые взгляды и недовольные высказывания в адрес начальства лагеря. Благодаря беспринципности некоторых женщин – тайных доносчиц, ее запирали в камеру ШИЗО. Наконец состоялся суд, и Смирнова получила шесть лет лагерей. Впереди ее ожидал суровый срок, казалось непосильный для женщины. Но она все выдержала, и могла с гордостью сказать людям, что всегда оставалась человеком, не смотря на тяжкие испытания, свалившиеся на нее в те страшные и трудные годы. Судьба отца, осталась для Лидии неизвестной.
