23 февраля 2000 года. Аргунское ущелье Чечни.
Разведпоисковая группа Итум-Калинского погранотряда осторожно подходит к развалинам села Омечу.
Впереди, вооруженный ручным пулеметом, старшина Птицын.
Я - чуть сзади. За мной - два бойца. Еще четверо разведчиков обходят развалины с другой стороны. Невдалеке медленно крадется вторая наша группа. Численность - пять "штыков".
Внутри развалин слышен смех и говор. Над стенами плывет аппетитный сизый дым костра.
"Чабаны из местных?" - думаю я.
Но почему в груди поднимается тревожная волна, и сердце тарабанит? Что чувствует моя душа? Предчувствие беды? Обычно такое тревожное ощущение опасности у меня всегда возникает заранее, как предвестник смертельной опасности. Но здесь - какая опасность? Чабаны и есть чабаны. Сейчас чаем угостят.
Осторожно заглянув в проем окна, беззвучно матюкнулся.
Вокруг костра - бородачи, одетые в камуфляж.
Сидели они на корточках. Разговаривали, смеялись.
Рядом, в аккуратной пирамиде - автоматы и пулеметы.
"Восемь!" - мгновенно просчитал я количество боевиков.
- Стоять! Ни с места! - заорал Птицын, направив на бородачей ствол. И передернул затвор пулемета.
Бородачи замерли. Осторожно повернули головы. Клацание затвора - явный признак опасности. А они - без оружия! Автоматы и пулеметы - в пирамиде.
-Стоять! Ни с места! - резко повторил Птицын. И опять, от сильного волнения, передернул затвор.
-Бл..дь! Заклинит же! - матюкнулся я тихо.
Двое бородачей поднялись и медленно подняли руки.
Но встали они так, чтобы закрыть собой остальных. При этом начали говорить на незнакомом для нас языке.
- Арабы! - крикнул Птицын. - Осторожно! Автоматы! Пирамида!
Тут же раздался характерный металлический лязг. Нет, не из развалин. Где-то рядом!
Инстинктивно я повернул дуло автомата в сторону, откуда шел звук. На взгорке стояли, направив автоматы на Птицына, два рослых бородача. Они и передергивали затворы. Под ногами у них лежала большая говяжья нога. Видимо, на обед тащили.
Птицын увидел их и опустил ствол.
"Бл..дь! Щас из восьми стволов шарахнут!" - матюкнулся я про себя. И повернул автомат внутрь развалин.
Бородачи смотрели на меня, не опуская рук.
Немая сцена! И боевики не стреляли, и мы! У каждого в голове одинаковая мысль, только на разных языках: "Стрелять - не стрелять?!"
И тут вмешался его величество случай!
Внезапно тишину Аргунского ущелья расколола автоматная очередь. Затем - другая! Похоже, вторая наша группа вступила в бой.
Краем глаза я увидел, как занервничал Птицын. Он нажал на спусковой крючок. Один раз, второй. Выстрела нет!
Боевики не растерялись. Очередями двух автоматов мгновенно прошили старшину!
Ну а мне повезло! От смерти меня спас Птицын, закрыв от свинца.
Мгновенно я бросился на землю, перекатился в сторону. И открыл огонь.
Боевики упали. Судя по крикам, ранены!
Но восемь бородачей уже схватили автоматы и выскочили из развалин. Действовали они абсолютно правильно, как учит тактика горной войны: ринулись вверх по ущелью, занимая господствующую высоту.
Укрывшись за стволами вековых деревьев, тут же открыли шквальный огонь. Эхо ущелья множило раскаты боя: грохот пулеметных, автоматных очередей, гортанные крики "Алла Акбар!"
Мы с двумя бойцами запрыгнули в развалины. На доли секунд выглядывая из оконных проемов, открыли ответный огонь.
Но боевики оказались опытными стрелками.
Вскрикнув, рядом со мной упал прапорщик Морозов. Кровь заливала его лицо. А он не вытирал ее. Лежал недвижим.
Его однофамилец, рядовой Морозов, метнулся к прапорщику. И крикнул:
- Убит!
И тут же сам уронил автомат. Пуля попала прямо в голову. -Снайпер! - рыкнул я, как будто пытаясь предупредить бойца.
Выглядывая из-за дверного проема, я пытался рассчитать траекторию снайперской пули, чтобы вычислить самого этого снайпера. Укрывшись за стеной, я менял магазин автомата, и думал:
"Судьба, бл..дь! Полчаса назад разговаривал с двумя Морозовыми. Живыми! И шутил. Мол, кадровики погранотряда специально набирают Морозовых в одно подразделение".
И вспоминал декабрь 1999 года, самое начало высадки в Аргунское ущелье пограничного десанта. Странный был случай! Ночью боевики из миномета обстреляли лагерь "Бастыхи". Погиб всего один боец. Как фамилия? Ну ясен пень, Морозов!
И вот опять - Морозов! Убит. По крайней мере, признаков жизни не подает. А подползти и проверить нет возможности: пули прошивают глиняный пол совсем рядом. Надо крутиться!
Перекатами я резко менял позицию. И стрелял, стрелял короткими очередями! Благо автомат, который дал мне эНШа отряда Фархутдинов, имел вместительные магазины от ручного пулемета.
"Где те восемь, которые отсюда ушли?" - думал я, поглядывая на развороченное пулями кострище.
И услышал левее по склону автоматные очереди. Много очередей! Правый склон также трещал от автоматного и пулеметного огня. Опять грозные крики: "Аллаху Акбар!"
- Бл..ть! - выругался я. - С двух сторон бьют! Сверху бьют! Не уйти теперь!
Из соседних развалин слышались автоматные очереди. Это отстреливалась другая часть наших. Там был командир группы капитан Усачев. Сквозь стрекот очередей слышался его крик:
- Есть "трехсотые"! "Двухсотые"! Что?! Нет! Нет! Огонь очень плотный! Отойти не могу!
Очевидно, по радиостанцию ему приказали немедленно отходить. Но плотный огонь не давал даже высунуться из-за укрытия.
Меняя магазин автомата, я бросил взгляд в боковое окно.
Из развалин выскочил солдат. Но тут же упал, сраженный очередью. И сразу вокруг начали рваться гранаты. Боевики методично расстреливали развалины из подствольных гранатометов.
- Пи..дец! Уходить надо! - крикнул я в сторону соседних развалин. И тут же мой голос утонул в стрекоте автоматных очередей и гулких разрывах гранат.
"Похоже, Миша Часткин не может к нам пробиться! - понял я. - Вот и приказал уходить! Но мы - под прицелом! Как уходить"?
Выглянул в разбитые окна:
- Б..дь! Лысая местность! Как в тире пристрелят!
Не успел я пригнуться, как пули впились в глину развалин совсем рядом. Затем - мощный взрыв.
"Огнемет! "Шмель!" - мелькнуло в голове. И сразу - темнота, тишина.
Очнулся я от громкого голоса. Рыжебородый боевик держал в руках мое удостоверение личности и читал:
- Подполковник Ильин. Корреспондент. Консорциум "Граница". Че он тут делает?
Заметив, что я открыл глаза, рыжий спросил:
- Ильин! Маршалла ду хьоьга! Ты - корреспондент? Или ФээСБэшник с "корочками" прессы?
Я поморщился. Боль в голове - сильнейшая! И туман перед глазами. "Контузия?". И не пойму, что со мной. Рук не чувствую. Попытался пошевелиться. Ага! Руки связаны за спиной. Начал было говорить, но кроме буквы "К" ничего не получилось:
- К-к-к.
Что-то мешало говорить. Я медленно вдохнул и выдохнул, пошевелил губами. Точно, контузия! И ответил:
- Д-да, корр-респондент.
Рыжебородый пристально посмотрел на меня:
- Почему по-чеченски не отвечаешь? Маршалла ду хьоьга!
С трудом повернув голову, я ответил:
- Маршалла ду хьоьга! Здравствуй!
- Ну вот, порядок!
Он повернулся к боевику, держащему наготове пулемет:
- Наш человек! А ты хотел расстрелять!
Рыжебородый похлопал меня по плечу и спросил:
- Не узнаешь меня? В Волгограде, в железнодорожном интернате,
учился? А?
- Да, учился.
- Ну вот! Помнишь пацанов из Чечни?
- Да. Много пацанов было. И дагестанцев, ингушей. Помню.
Рыжебородый улыбнулся:
- Память у меня хорошая! Помню тебя! Ты изменился, а голос - такой же!
Сквозь головную боль я пытался вспомнить голос рыжего: "Что-то знакомое! Кто это?" И вспомнил:
- Ты - Вахид? Сейчас вспомню. Ш-ш-ш. Шишханов! А старшего брата звали Ваха?
- Вспомнил, молодец!
Я посмотрел на руки рыжего:
- Кулаки у тебя и тогда были с тыкву. А теперь - и того больше!
Вахид засмеялся, сжал кулаки и вытянул перед собой:
- Бокс! Тренировки помогли! Помнишь, как вместе мы боксовали? Ты - слабее, но вертелся как оса! Не попасть! И неожиданно бил сбоку. Не больно. Но злил! Помнишь, как я злился?
- Помню, конечно!
Вахид задумался:
- Что делать будем, друг Ильин?
Стоящий рядом боевик злобно смотрел на меня. Ткнул ствол автомата мне в грудь:
- Расстрэлять! ФээСБэшник!
- Нэт! В Старгополе мой друг живет. Он рассказывал, что есть такой корреспондент. Петр Ильин. Подполковник. ФээСБэшки его очень не любят. Особенно тыловики. Назвали мятежным корреспондентом.
- Может, другой!
- Нэт! По голосу узнаю Ильина. Друг говорил, что нормальный человек он. И хотел помочь нашему. У него сына ФээСБэшники расстреляли, прямо в доме. Отец хотел найти правду, к адвокату пошел. Адвокат советовал к Ильину идти. Но потом отцу сказали, что шум поднимать не надо. Хуже будет.
Вахид похлопал меня по плечу:
- Точно? Называют тебя мятежным?
- Называют. И отец тот подходил. Я хотел помочь. Очень тяжелый случай. Приехали в село, вызвали парня. Прямо с порога расстреляли! Отец пытался разобраться. Но потом позвонил мне. Сказал, не надо помогать. Смысла нет. Правды нет.
Вахид покачал головой:
- Да, правды у вас нет! Ну ладно, потом поговорим. Стрелять тебя не будем! Мы тоже мятежные люди! Как сказал один мудрый человек - "Мы одной крови"! Будешь нашим гостем!
В это время подбежали разгоряченные сражением боевики. Доложили, что живых пограничников не осталось. Надо уходить.
Вахид приказал бородачам развязать меня:
- Ваши убежали. Бросили убитых. Мы не пустили вторую группу, на помощь шла. Там - человек семьдесят. Не смогли они подойти!
Он опять похлопал меня по плечу:
-Ты, Петро, один остался! Наши увидели твои погоны, думали, командира части в плен взяли. Радовались. Говорили, денег много дадут, чтобы выкупить. А за тебя, мятежного корреспондента, денег не дадут! Наоборот, скажут, чтоб расстреляли! Точно!
Он приказал что-то своим. Видимо, быстро уходить, пока вертолеты не прилетели. И повернулся ко мне:
- Извини! Завяжем глаза! Чтоб не видел, куда мы идем. Без обид! Война есть война! Сам идти можешь? Как голова? Контузия!
- Что это было! "Шмель"?
- Нет. Это эРПэГэ так шарахнул! Тебе повезло. Осколками даже не задело! Осколки солдату попали. Он перед тобой лежал. Всего порезало!
"Эх, Морозов! Спасибо за спасение!" - подумал я.
И мы куда-то побежали, петляя по узкой тропе. Я то и дело спотыкался, пока не приспособился чувствовать дорогу наощупь.
Через час - остановка. Послышались голоса. Мы протиснулись в узкую пещеру. Там мне развязали глаза:
- Без обид! Пока здесь будешь! На всякий случай. Если ваши начнут бомбить, тебя выставим. Может, на наших обменяем! Сейчас еду принесут!
Привыкнув к темноте, я огляделся. Ого! Да здесь - настоящие хоромы! Не царские, конечно. Скорее, блиндажно-фронтовые. Из досок сделан добротный топчан. Сверху - матрац, одеяло. Не замерзнем!
Сбоку краснелась раскаленная печка - "буржуйка". Рядом - дрова. На столе, сделаном из ящиков из-под снарядов - кружки, тарелки, ложки. Керосиновая лампа освещала всю комнату.
Ого! Даже пресса имеется, как в номере-люкс!
Взял одну газету, прочел: "Ичкерия".
- Свежая! - удивился я. - Август 2000 года! Любопытно! Что пишут-то? Так. Хроника. Странно, что на русском языке! Что там у них?
"31. 07. 2000 года бойцами спецподразделения Чеченской Армии был подорван военный автомобиль "Урал". По
|