оценить какие-то непосредственные выгоды. Но, конечно, Бентам обращает внимание и на долговременные последствия тех или иных действий. Он говорит, что то или иное действие может сейчас принести какое-то удовольствие одному человеку, или даже нескольким, но в будущем то же самое действие может повлечь негативные последствия. Значит, мы должны учитывать, в том числе, и эти будущие последствия. Поэтому Бентам называет еще два дополнительных критерия, которыми нужно руководствоваться при оценке удовольствий и страданий: это плодовитость и чистота. Оба этих критерия имеют отношение к долговременным последствиям наших действий.
В чем здесь проблема с учением Бентама? В первую очередь, что сразу бросается в глаза, это проблема сопоставления названных критериев. Что важнее, интенсивность или продолжительность, близость или несомненность? Если мы говорим о равноценности этих критериев, то мы всё равно должны пояснить, в каких единицах каждый из этих критериев мы измеряем, и как соотносятся эти единицы измерения. Так, если удовольствие мы испытываем в течение одной минуты, то это характеристика времени удовольствия. Одна минута должна иметь какую-то корреляцию с интенсивностью. А для интенсивности удовольствия или страдания мы тоже должны придумать какую-то единицу измерения, и сопоставить ее с минутами. Как это делать? На основе каких философских рассуждений мы должны сопоставлять те или иные единицы измерения?
Кроме того, надо сказать следующее. Бентам признаёт, что каждый человек является лучшим судьей в своих собственных удовольствиях и страданиях. Следовательно, никто лучше самого человека не знает, испытывает он удовольствие или не испытывает, какого рода это удовольствие. В этом плане возникает вопрос, как мы вообще можем измерять удовольствия и страдания другого человека, а не свои собственные? Как мы должны понять, что он испытывает? Он может нам сказать, что он испытывает, но должны ли мы ему верить? Необходимо выработать какие-то объективные данные, на основе которых нам следует принимать законы.
Бентам говорит о том, что у каждого человека своя степень чувствительности. По мнению Бентама, эту чувствительность можно измерить, хотя опять же многие философы, наверно, с этим не согласятся. Приведем несколько факторов, от которых, по мнению Бентама, зависит чувствительность того или иного человека. В частности, он пишет, что чувствительность зависит от темперамента, здоровья, силы, телесных недостатков, степени просвещения, умственных способностей, твердости души, от постоянств и наклонностей человека, от понятий о чести и от религиозных верований, от привязанности и ненависти, от умственного состоянии, наконец, от денежного положения. Это, пишет Бентам, обстоятельства главные или основные. Кроме того, есть и второстепенные обстоятельства, которые также должны быть приняты в расчет, а именно пол, возраст, общественное положение, воспитание, занятия, климат, раса, правительство, и, наконец, религиозная конфессия. Во-первых, конечно, сразу возникает вопрос: почему Бентам именно эти критерии выбрал, а не другие? почему он считает, что именно от них зависит чувствительность человека? Во-вторых, возникает сомнение относительно того, действительно ли удовольствия и страдания другого человека можно измерить объективно. У философов есть такое понятие, как квалиа. Под ним имеется виду, что у человека есть какие-то ощущения, которые являются чисто субъективными, и которые не имеют объективного выражения. Например, когда кто-то произносит слово «красный», мы понимают, о чем идет речь, но красного объективно в природе не существует, потому что объективно существует только световая волна определённой длины. Отражаясь от предметов, имеющих различный состав, световая волна преломляется и попадает в наши глаза, а наш глаз воспринимает соответствующую длину волны как красную. У каждого человека свои собственные глаза, и когда мы друг с другом беседуем и говорим, что нечто - «красное», другие люди нас понимают, но мы никак не можем быть уверены, что они видят это «красное» именно так, как мы видим. В конце концов, зрение у всех разное. Возможно, что и восприятие цветов у всех немного разное. Следовательно, сложно сказать, испытывает ли другой человек то же самое, что и мы. Мы рассмотрели пример с цветом. Но то же самое касается, например, боль. Могу ли я действительно быть уверенным в том, что другой человек, находящийся в той же ситуации, что и я, испытывает ту же боль, что и я? Я могу догадываться, что он испытывает примерно ту же самую боль. Вообще, чтобы представить себе боль другого человека, я могу мысленно поставить себя на его место, и вообразить, какую боль испытывал бы я на его месте. Но это все-таки будет моя «воображаемая» боль, а не чужая. Я все-таки никогда не смогу до конца полностью понять, что именно чувствует другой человек. Поэтому достаточно сомнительно выглядит перспектива измерения удовольствий и страданий людей каким-то объективным критерием.
Но это только одна из сложностей, с которыми сталкивается утилитаризм. Еще одна сложность, с которой он сталкивается, это невосприимчивость утилитаризма к распределению удовольствий и страданий в обществе. Как я уже сказал, Бентам воспринимает общество как фиктивного индивида. Ему важно, чтобы в целом сумма удовольствий в социуме была выше, чем сумма страданий, иными словами, чтобы чистый баланс удовольствий был положительным. Вот что для Бентама важно. Но он не говорит ничего о том, как эти удовольствия должны распределяться в обществе между конкретными индивидами. Представим следующую ситуацию. Я очень хочу, чтобы у меня был крутой внедорожник. И у меня есть знакомый олигарх, с многомиллиардным состоянием, и отличным автопарком из сотен респектабельных машин. В какой-то момент я решил, что я похищу автомобиль у своего знакомого, пользуясь его доверием. И вот я украл у него автомобиль. Я очень счастлив, что у меня теперь есть автомобиль, о котором я мечтал. Но мой знакомый, может быть, даже не заметил пропажи, потому что у него так много автомобилей, что он не пользуется многими из них, и даже забыл об их существовании. Его автомобили стоят в гаражах, и мой знакомый долгое время даже не замечал пропажи одного из них, а когда заметил, то не сильно расстроился. Что мы имеем в этой ситуации? У меня мои действия вызвали определенные чувства удовольствия. Предположим, что эти удовольствия можно оценить в 10 у.е. Когда мой сосед обнаружил пропажу автомобиля, он испытал страданий, скажем, в 1 у.е. Чистый баланс удовольствия составляет 9 у.е. Означает ли это, что я совершил благо? С точки зрения утилитаризма – да. Это означает, что мой поступок с точки зрения утилитаризма - хороший, что я вовсе не преступление совершил, а благое деяние. Утилитаристы, конечно, спорят с такими упрощенными примерами. Они, например, говорят о том, что нужно учитывать долговременные последствия каждого действия. Так, в обществе, где разрешено красть автомобили и другие вещи, будет царить страх, неуверенность, нестабильность. Следовательно, в целом люди будут испытывать меньше удовольствия из-за того, что их в любой момент могут ограбить. Поэтому утилитаристы все-таки говорят, что на основании принципа пользы нельзя оправдать преступления, так как в действительности преступления в конечном итоге не ведут к пользе. Но проблема заключается в том, что такой вывод утилитаристы могут делать только вероятностно. Мы можем рассмотреть какие-то другие подобные примеры, и в каждом из этих примеров мы будем сомневаться в том, что в долгосрочной перспективе тот или иной противоправный поступок действительно вредит всему обществу. Рассмотрим, например, ситуацию, когда старая бабушка, имеющая наследство, обманывается какими-то мошенниками, либо убивается своими наследниками. В обоих случаях это делается для того, чтобы заполучить имущество, которое есть у этой бабушки. С точки зрения утилитаризма, смерть - это такое явление которое препятствует получению будущих удовольствий, и, соответственно, претерпеванию будущих страданий. Поскольку жизнь людьми обычно оценивается положительно, и они считают, что в будущем у них будет большее удовольствий, чем страданий (поэтому большинство людей не совершают самоубийство), то мы можем предполагать, что когда наследник убивает бабушку, чтобы она не переписала имущество на кого-то другого, то он лишает бабушку возможных будущих удовольствий и страданий. Но предположим, что эта бабушка уже сильно больна, что у неё уже ничего интересного в жизни не осталось, и что никаких сильных удовольствий она в будущем уже не испытает. В свою очередь наследник благодаря своему противоправному поступку испытает очень большое удовольствие. Опять же, как и в предыдущем примере, возникает вопрос: можем ли мы говорить, что преступник совершил пользу? Что если мы разрешим всем наследникам в подобных случаях убивать бабушек, оставляя убийство в других случаях запрещенным? Повредит ли такая мера обществу в целом? Стоит отметить, что мы разрешаем убийство только в одном конкретном случае, а именно в случае убийства старых и больных бабушек бедными родственниками. Закон, разрешающий такие убийства, будет не выгоден только бабушкам. Но ведь бабушки и так скоро умрут, поэтому сильно вредить балансу удовольствий в обществе это не будет. Наоборот, человеку в полном рассвете сил обогащение за счет бабушки принесет множество удовольствий на всю оставшуюся жизнь. Иными словами, с точки зрения утилитаризма может получиться так, что убивать бабушек - вполне хорошее дело. Можно приводить еще много таких примеров. Кажется, что все это из области абстракции. Но вот пример из реальной жизни. Четыре матроса потерпели кораблекрушение, несколько недель плыли в лодке без еды и воды. В конце концов, для того, чтобы выжить, три из них съели четвертого. В последующем, доплыв до суши, они были осуждены, но, тем не менее, в обществе разгорелась острая дискуссия относительно того, допустим ли их поступок. С точки зрения утилитаризма, смерть одного человека спасла три жизни, и потому не может не считаться полезной. При этом никто не говорит, что эти люди были бы убийцами в своей обычной жизни: всем ясно, что они бы не совершили бы убийство, если бы только не оказались в ситуации между жизнью и смертью. Так можно ли разрешить им убивать человека в таком случае? С точки зрения утилитаризма - да. С точки зрения противников утилитаризма, которые ставят некоторые принципы выше удовольствий и страданий, убийство – это всегда что-то плохое, независимо от приносимой им пользы. Например, в качестве морального принципа мы могли бы избрать принцип «не делать человека лишь средством для других людей». Во всех случаях, которые мы разобрали, один человек был средством для другого человека. Утилитаризм он не чувствителен к этому фактору, и за это утилитаризм часто критикуют. Для того, чтобы избежать таких курьёзов, Бентам и вводит принцип наибольшего счастья наибольшего количества людей, то есть он говорит о том, что мы не должны делать так, чтобы счастье было только у одного человека, а все
