Глава 3. Путь в Москву.

Глава 3. Путь в Москву.

     Автобус, наполненный людьми под завязку, в Бурное бежал прытко, а Лидия Тимофеевна всё равно беспокоилась – боялась на поезд опоздать. Но обошлось. Ещё и ожидать пришлось поезда. А потом, побежали они вместе с толпой вдоль почти всей его длины, почти в самый конец, Лидия Тимофеевна протянула билеты строго оглядевшей их всех проводнице, и не заметил Витька, как внутри вагона очутился. И все там было так красиво, аккуратно и чисто, что Витька даже зажмурился от удовольствия. Ну, - прямо не вагон, а сказочная карета! Вот только лошадей запряженных не хватает. А билеты у них плацкартные оказались, - это когда у каждого пассажира есть отдельное место, где можно спать или  лежать, хоть весь день, и так – до самой Москвы.
     И пока озирался Витька вокруг, присев за столик у окна, - поезд тронулся. Он ничего и не почувствовал даже, лишь случайно бросив взгляд в окошко, увидел как все быстрее и быстрее стали смещаться и убегать назад, за поезд, деревья, дома и люди. И – все чаще и чаще - тук-тук-тук, - застучали колеса, а появившиеся поля за окном стремительно увеличивались в размерах и становились все больше и больше. Витьке показалось, что они закружились в каком-то бесконечном танце, - вблизи исчезали из виду, а там впереди по ходу поезда как бы возникали из неоткуда, и набегали на него, стремясь под поезд попасть. Ну, прямо круговерть настоящая.

     И вдруг почувствовал Витька, как закружилась голова, стало очень жарко, и тошнота подступила к горлу. Поспешно отвернувшись от окна, вытер ладошкой взмокший от испарины лоб – и уперся взглядом в стенку, напротив. Впился в одну точку и ничего уже не хотел замечать, лишь чувствовал, как подрагивает вагон, и  монотонно стучит в голове – тук-тук-тук…- тук-тук…
     Между тем, Лидия Тимофеевна расстелила на матрацах свежие простыни, заправила в наволочки совсем крохотные, по сравнению с теми, на которых спал дома Витька, подушки и бросив взгляд на Витьку заметила его побледневшее лицо. Озабочено вскинулась и бросила участливо - потерпи Витя, это с непривычки, - укачивает. И скомандовала - ну-ка, давай, полезай наверх на полку и полежи немного. Сейчас все пройдет.
     Витька вскарабкался наверх, улегся поверх одеяла, не раздеваясь, и затих как мышка. А вскоре, почувствовал – действительно, - полегчало, успокоился, и потянуло в сон…  А потом, удобно улегшись на живот, оперевшись на локти и уткнув голову в ладони не уставал Витька больше смотреть в окошко, и не иссякало никак его любопытство.

     Долгой оказалась дорога. Два дня, две ночи, а потом ещё и половину третьего дня добирался поезд до Москвы. И удивлялся Витька той огромности страны, в которой посчастливилось ему жить, и называли которую учителя в школе, самой лучшей страной в мире. Сначала он увидел те самые горы, снежные горы, по подножию которых, замедлив ход, тяжело карабкался поезд, испуская от напряжения облака густого черного дыма. Потом, появились выжженные степи и даже – пески. Сладко проспав всю ночь под убаюкивающий стук колес, на второй день Витька проснулся от сильного грохота и увидел за окном море воды, раскинувшееся на всё видимое пространство, и оказалось – поезд грохотал по мосту железнодорожному. Сильно раскачивался. Витька забоялся даже, что он на полном ходу может свалиться с моста в это разлившееся внизу необъятное водное пространство и утонуть. Обошлось! Потом, Лидия Тимофеевна пояснила, что не море это совсем было, а великая русская река Волга. Витька вспомнил – об этой реке рассказывала географичка. На остановках в больших городах, через которые проезжал поезд, Витька из поезда не выходил – Лидия Тимофеевна не разрешала. 

     Садился снизу за столик у большого окна и наблюдал за суетой на перроне, удивлялся большому числу собравшихся на перроне людей – и откуда они берутся, только! Во всей Бурно-Октябрьке огромной их и то – меньше! А еще в поезде ему нравилось завтракать, обедать и ужинать. В торбе, которую приготовила ему мама, оказались и яйца, сваренные вкрутую, и сало и хлеб, огурцы с помидорами и даже бутылка с молоком, плотно запечатанная пробкой из газеты. А ещё – соль в спичечном коробочке. Лидия Тимофеевна всё это взяла под свой контроль, сложила вместе со своими продуктами, среди которых оказалось даже печенье. И всю эту еду кушали они вместе. Витька сначала очень стеснялся. Все казалось ему, что кушает он некрасиво, хотя точно знал, что не чавкает он никогда. И все равно – как-то неудобно было жевать при учительнице. Но Лидия Тимофеевна в поезде совсем не похожей была на ту – строгую, из школы, при которой только пискни попробуй во время урока. Доброй и заботливой оказалась Лидия Тимофеевна и Витька постепенно освоился. Вот только очень боялся, что разобьет нечаянно стакан из поезда. В этих стаканах проводница приносила им чай. Они были большие, тонкие и прозрачные, и чтобы не обжечься, от горячего чая – подавались в блестящих металлических подстаканниках. Такие стаканы Витька держал в руках впервые. Дома у него конечно стаканы были, но только граненные, толстые и грубые. Упадет на пол домашний стакан и даже не разобьется. А этот, кажется, в руках сломаться может. Чудеса, да и только.

     На третий день Лидия Тимофеевна сказала, что скоро появится Москва, что пора собираться Витьке выходить. И начала беспокоиться и переживать, а не опоздает ли его тетя Дуся к поезду. И если вдруг это случится, - на кого она Витьку тогда оставит. А Витька и не думал переживать. Он не мог оторвать глаз от окна, за которым вот-вот должна была появиться Москва. Но долго-долго, по-прежнему,  всё тянулись и тянулись перелески и деревни с деревянными домами. Чудно было Витьке – в его Бурно-Октябрьке деревянных домов никто сроду не строил, а всё – из самана, с крышами камышовыми. А еще чуднее, что все было зеленым вокруг, как бывает там, дома, только короткой быстротечной весной. Потом, выгорает вся трава на полях и в предгорьях от жаркого палящего солнца, и пшеницу, которая желтеет вся к началу лета, тоже – скашивают. А тут – растет, зеленеет она вовсю и кажется даже, что вряд ли к осени созреет. Зато красиво как! – и радует сплошная зелень Витькины глаза. А еще – эти деревья, - высокие, мохнатые ёлки, много ёлок, и сосны раскидистые с толстыми коричневыми стволами, и шишками на ветках. Ёлку видит Витька один только раз – на Новый год в школе, и то, говорят, что она не настоящая. Не растут такие деревья в его селе и все тут. Все больше тополя пирамидальные, ростом чуть до неба не достающие, а ещё вербы и джида. И оттого, что ели напоминают Витьке Новый год, не покидает его праздничное настроение. И все высматривает он когда появятся московские, большие многоэтажные дома, которые видел он на картинках, и может быть – даже сам Кремль.

      Но вот, засуетились все в вагоне, начали вещи собирать, чемоданы вытаскивать из-под полок. Лидия Тимофеевна тоже засуетилась, и отвлекла Витьку от окна. И не успел он оглянуться за всеобщей суматохой вокруг, как поезд замедлил ход, заскрипел тормозами и остановился. Лидия Тимофеевна проверила, не забыл ли Витька чего из одежды, сунула ему в руку полупустую торбу и подтолкнула к выходу. И только собирался еще Витька  по ступенькам из тамбура спуститься на землю, а уже увидел тетю Дусю. Она стояла в сторонке, пристально вглядывалась в выходящих из вагона пассажиров и заметив, и узнав Витьку, улыбнулась ему и призывно махнула рукой, а потом, когда Витька спустился, обхватила его за плечи и прижала к себе. Витька смущенный не знал как себя вести – вот ещё нежности, но было ему приятно. Потом тетя Дуся побеседовала немного с учительницей и попрощавшись потянула Витьку за собой. Оказалось, что до её дома надо ещё ехать на автобусе. Витька знал, конечно, что тетя Дуся живет не в самой Москве, а в городе Волоколамске, но он представлял, что это совсем рядом, а на деле всё оказалось не так. Целых сто двадцать километров надо было проехать ещё до Волоколамска на автобусе. И тетя Дуся, поэтому спешила. Была уже вторая половина дня, и на автобус нельзя было опоздать.

     Автобус, на котором с вокзала они выехали в Волоколамск, Витьке тоже очень понравился. Он был совсем новый и нарядно покрашенный. Вообще-то он видел такие и у себя дома, только – издали. Видел на асфальтовой дороге за селом, по которой с глухим рокотом проносились они так, что земля вздрагивала, если близко у дороги стоять – из Алма-Аты в Ташкент и обратно.  Но во внутрь такого автобуса он ни разу еще не заглядывал. А тут тебе, не только заглянуть, а сидеть и ехать надо. Тетя Дуся указала ему на отдельное место, прописанное в билете, и он тут же на него вскарабкался. И было оно просторным и удобным, и так высоко стояло, как впрочем, и все кресла в салоне, что головы людей толпившихся снаружи у автобуса, были на уровне его ног. Потом тронулся и очень быстро ехал, этот автобус. По салону гулял ветерок, потому что кто-то из пассажиров приоткрыл люк наверху. И опять Витька прилип к окну и любовался лесом, который стеной стоял с обеих сторон вдоль дороги, был очень густой и сплошь со-стоял из елей и сосен. Они уже ехали довольно долго, наверное час, а то и больше, и Витька с нараставшей тревогой заметил, что пространство за окнами также как в поезде, в начале пути, закружилось все быстрее и быстрее. И как-то внезапно вдруг ощутил, что опять стало ему очень жарко, пот выступил на лбу и крупными каплями покатился по щекам, хотя по-прежнему по салону гулял легкий ветерок. Закружилась голова и противная тошнота подступила к горлу, и испугался Витька, что еще немного и его вырвет.  Он резко встрепенулся на сиденье, встал, вцепился руками в спинку впереди, прижался к ней грудью, запаниковал и, не зная, что предпринять стал озираться по сторонам.
 
     - Витенька, что с тобой! Тебе плохо? – услышал он встревоженный голос тети Дуси, промычал в ответ что-то невразумительное, а она, поняв все сразу, закричала резко и требовательно: - Водитель! Останови автобус! И пассажиры, сидевшие в одном ряду и сзади, тоже зашумели разом и повторили: - Останови!.. Останови-и-и!  – мальчику плохо! И пока автобус, притормаживая, всё ещё катился по инерции вперед, успела тетя Дуся выхватить из сумочки носовой платок и начала промокать противный Витькин липкий пот. Подгоняемый позывами тошноты, Витька бросился к открывшейся двери, выскочил из автобуса и едва не упал, споткнувшись о камень на обочине. Инстинктивно дернувшись, попытался удержать равновесие и это ему удалось. И он так забоялся упасть на виду у всех, что и не заметил даже, что ускользнула тошнота. По инерции, жадно глотал ртом, как рыба, приятный прохладный лесной воздух. Выдыхал, и словно опасаясь, что этот живительный воздух исчезнет – глотал снова и снова. И посвежело в груди, и отступил комок от горла. Хотел, уж было влезать в автобус обратно, - как же! – автобусу ехать надо, и все пассажиры смотрят на него из окон и ждут. 

     Но тетя Дуся удержала его за руку и не пустила. – Не спеши сынок, походи, погуляй немножко, просвежись – дыши, дыши воздухом! Подождет автобус, никуда не денется! Она говорила все это скороговоркой и все пыталась заглянуть ему в глаза – действительно ли лучше ему