посольства, якобы по Людмилину душу, мужик торговке не сказал, но это такие мелочи, что даже смешно. Народ, он в своей массе мудр и до секретов очень сильно охочий, поэтому в городе в ту ночь никто не спал, боялись Иванов выезд пропустить. Ивана–то знали, а вот о тех, кто с ним Людмилу отлавливать поедет, кто выше всякой меры, получается, княжеским доверием наделён, не ведали. Потому и не спали, чтобы не пропустить ответственный момент. Правда некоторые из жителей хитрость проявили, они по очереди спали: один дежурит, а все остальные спят. Для удобства даже объединялись семьями, так проще и надёжнее. Ну а кому в семье хуже всего спится? Конечно же тем, кто старше – дедушкам да бабушкам. Вот и пусть они дежурят, всё равно по бездельничеству и по любопытности самые первые. Те и дежурили, и не пропустили тот самый ответственный момент.
Так что Иван заполучил то, чего хотел. Когда посольство выезжало из города на улице ни души не встретили, ну разве что собака какая–нибудь заблудившаяся. Зато из всех окон из всех щелей в заборах и вообще, из всего, из чего только можно подглядывать, на посольство смотрели не сонные, а очень даже любопытные глаза. Учитесь! Только непонятно, зачем это Ивану понадобилось? Тут одна может быть причина – премудрость его. Так что не надо за зря ломать голову, время, оно покажет зачем.
***
Но это ещё не вся премудрость оказывается. Иван, он не только князю все нервы вымотал, когда насчёт посольства ему идеи свои рассказывал и условия для него определял, а проще говоря, выторговывал. С князем–то ладно – свой человек, почти что родственник, а вот с Черномором сложнее.
Ещё когда Иван во владениях его был и Черномор в планы свои того начал посвящать, Иван поначалу слушал, запоминал, потом и огорошил Черномора:
– Согласен я с тобой, целиком и полностью согласен. Но на месте, по ходу дела, решать буду сам, и делать буду так, как сочту нужным. К тебе же буду обращаться, по тарелке этой, с яблоком, только в качестве отчёта или же когда сам справиться не смогу, когда волшебство твоё потребуется.
От такой наглости Черномор не то чтобы дар речи потерял, он вообще всё потерял. Он даже про волшебство своё забыл, а то бы тут же превратил Ивана в пень какой–нибудь корявый и трухлявый, пусть тогда премудрствует и поперёк самого Черномора рот открывает. Об этом Ивану и было сказано, причём в таких выражениях, что стыд и срам повторять, плюс волшебство. Но Иван, на то и Премудрый, нисколечко не испугался и не смутился от гнева Черноморова. Он ему прямо так и сказал:
– Вас, волшебников, да хоть пруд пруди, а я такой, один, на всём белом свете один! Не нравится, вообще ничего делать не буду. Возвращай меня домой, и всё тут!
– А если не возвращу? Если я тебя, поганца, тут же, в жабу болотную превращу, что тогда?
– А ничего! Не превратишь. – во наглость!
– Это почему? – Черномор аж опешил.
– А ты лягушек не любишь, брезгуешь.
Вот тут–то Черномор опешил по–настоящему. Дело в том, что он и правда не любил лягушек, скользкие они какие–то и противные. И вовсе не собирался он Ивана в жабу превращать, это так, в сердцах вырвалось:
– А ты откуда знаешь?
– В университории рассказывали. – выкрутился Иван, хотя на самом деле ляпнул наобум и выходит, что угадал.
И всё, нечем было крыть Черномору. Он–то в университории не обучался, поэтому не мог знать, правду говорит Ивана или врёт, как обычно? Так что перемудрил Иван Черномора и тот согласился:
– Ладно, делай как лучше, но чтобы отчёт мне каждый день предоставлял, понял?!
– Понял, ваше сиятельство! – улыбнулся Иван.
А сам, да плевать что Черномор мысли читать умеет: «Моя взяла! Эх ты, темнота необразованная, хоть и волшебная…».
***
Оно может показаться, мол, вон оно как у Старика с рыбалкой вышло! Прямо чудеса, да и только! На самом деле, никаких чудес не было и похоже, что их вообще не бывает. Подумаешь, Золотая Рыбка, эка невидаль! Если уж кому хочется, чтобы чудеса на свете существовали – пожалуйста! Посмотрите в ближайший аквариум. Рыбок видите? А золотых? Вот вам и чудеса. Ловите, общайтесь, денег требуйте – всё перед вашими глазами и почти в ваших руках.
На самом деле чудо случилось и произошло – Старик на деньги не позарился. Вот это чудо так чудо! Но, если кто на это внимание и обратил, то назвал его совсем
по–другому. Я, кстати, тоже по–другому назвал, но это из хитрых соображений, чтобы не выделяться.
На самом деле никакое это не чудо. Как и в случае с аквариумами и золотыми рыбками в них. Почти все знают, где деньжищ этих лежит видимо–невидимо. Однако же, никто не идёт и не берёт, сколько ему надо. Нет, встречаются конечно «энтузиасты» красивого образа жизни, но разговор сейчас не о них. Так вот, оказывается есть что–то такое, что мешает рыбку из аквариума вытащить и за горло её хватать или идти туда, где деньжищ навалом и тоже, ну, сами понимаете… Вот и спрашивается, а чем Старик–то хуже? Тем, что ему за это ничего не будет? Как знать, как знать…
***
А вообще–то рыбалка выдалась удачной. Старик ещё два раза забрасывал невод и в общей сложности поймал довольно–таки неплохо – килограмм сто пятьдесят, а может и поболе. Конечно в иные дни уловы случались и получше, но на сегодня и этого было достаточно и понятно почему, домой хотелось.
Тут немного пояснить надо. Не надо думать, что раньше Старик возвращался домой чуть ли не из под палки. Если бы оно было так, давно или сбежал бы, неизвестно куда, или же уплыл по Самому Синему морю и тоже, неизвестно куда. Удивила Старуха и ой как удивила. Не то чтобы Старик считал её уж такой злой, что доброты какой–нибудь, даже самой маленькой, за ней не подозревал, нет конечно. Просто, когда каждый день то дождь со снегом, то снег с дождём, ведь тоже привыкаешь и живёшь, не помирать же! А тут, совершенно без предупреждения и неожиданно, солнышко выглянуло и птички запели. Любой такому удивится и обрадуется, вот и Старик – не исключение.
Несмотря на весь труд тяжёлый, рыбацкий, Старик, когда плыл к берегу, усталости совсем не чувствовал. Вёсла, они сами по себе тяжёлые, да ещё если в воде, думаю представляете, казались ему чуть ли не пушинками. Так что, доплыл, дошёл, а проще говоря, доехал Старик до берега очень даже быстро.
До условленного часа, ну, когда доверенный человек купца должен будет приехать, время ещё было и Старику надо было чем–то занять себя, а занять–то особо и нечем. Ну, невод слегка починить, но чинить его в сухом виде желательно. Да и растягивать его надо, развешивать, а здесь негде. Этим надо дома заниматься, там для этого все условия предусмотрены. Так что ремонт невода Старику времени скрасить не мог. Ну и ладно.
Не то чтобы от любопытства, но всё–таки, Старик направился в амбар, ему вдруг захотелось посмотреть, что там с цыплятами происходит? Но перед тем, как на цыплят любоваться, Старик решил устроить лошади небольшой праздник, отпустить её на лужайку, пусть травку пощиплет а то всё овёс да сено, сено да овёс…
Лошадь нисколько не сопротивлялась, да и зачем, если тебе доброе дело делают? Не сопротивлялась она и когда Старик ей на ноги путы одевал, стреножил. А здесь не иначе как лень–матушка Стариком овладевала, вот он и издевался над лошадью. Если её не стреножить, то неизвестно куда она уйти может, ищи потом, а так, если с путами на ногах, то вот она, рядышком.
***
Предусмотрительным оказался Старик, правда неизвестно, заранее знал или так, на всякий случай? Как только он шлёпнул лошадь по крупу, мол, иди, резвись, вернее, прыгай, как на дороге появилось сооружение самое место которому, совсем не там, где оно сейчас находилось, а дома, в избе.
Поскольку в деревне только один Емеля на печке ездил, то не надо было и догадываться, кто это к Старику в гости пожаловал? Может рыбки захотелось, кстати, вполне может быть хотя бы потому, что насчёт попить–поесть Емеля был скорее гений, чем дурак. К тому, что Емеля передвигается по деревне и не только по деревне, но и везде, где только можно, на печке, деревенские давно уже привыкли и нисколько не удивлялись. Но это люди, хоть и жители деревенские, им для этого разум даден. А вот живность деревенская, деревенским жителям принадлежащая, к печке Емелиной никак не могла привыкнуть. Конечно же можно не мудрствовать и всё списать на полное отсутствие у них у всех, без исключения, мозгов, как таковых – скотина, что с неё возьмёшь? Но поскольку делать мне нечего, то интересно. В самом деле, интересные вещи получаются. Скотина домашняя, она вне зависимости от размеров – скотина, начиная от курей и заканчивая лошадями, а на Емелину печку реагирует по разному, вот это как раз интересно.
Куры, так те в разные стороны разбегаются, но тут ничего удивительного, они от всех в разные стороны разбегаются. Собаки, те лают конечно, на печку бросаются и пытаются её укусить, хоть и видят, бесполезно это, не прокусишь. Овцы–коровы–козы с козлами, тоже реагируют, но как–то вяло и неохотно. Я бы на месте Емели обиделся на такое с их стороны неуважительное отношение к нетрадиционному транспортному средству. Лошади, так те, кто куда шарахаются, причём даже тогда, когда в телегу не запряжённые, а значит в движении по деревенским дорогам не участвующие. Вот почему так, из всей живности только собаки своё недовольство проявляют? А ведь недовольны–то все, пусть и каждый по своему, но почему–то молчат. Про котов с кошками забыл – тем, похоже, вообще наплевать…
Печка ещё не успела более–менее близко подъехать к амбару, а лошадь уже начала пытаться сбежать от этого ужаса и безобразия, куда глаза глядят. Но, хоть глаза и глядели в ту сторону, где печке вовек не проехать, в лес, путы на ногах мешали. Так что лошади ничего не оставалось делать, как косить на это чудовище глазом и в бессильной злобе щипать траву – конкуренция, мать её!
