Сниться мне запрещаю

Сон накануне Ивана Купалы

Женька приснился ей в это Полнолуние, ну или сразу после него. Из её комнаты не было видно Луну, и окно было хорошо занавешено плотной чёрной тканью, не пропустившей бы даже дневной свет, но он как-то смог пробраться. Сны она не любила и запрещала, во всяком случае, ненавидела, когда он рядился в образ живого любимого ею музыканта и приходил не как Душа, а «КАК ОН». Это реально бесило, и она строго запретила ему являться! Уж 10 лет нет его на свете, а шуточки вот эти его продолжаются! Но вот тут-то он в своём обычном виде и предстал: именно - как Душа в мире ином, прозрачный бесплотный дух:

– Если ты по-честному, тогда ладно.

Она увидела, как он легко подплыл по воздуху, или «по эфиру», как стало модно говорить, к её новенькому моноблоку и коснулся монитора с иконой Архангела Михаила. Она – мысленно:

– Что ты хочешь узнать, Женя, о чём пришёл спросить, ну, или – просить?

Ведь некоторым умершим некого просить, кроме неё. Он нашёл и включил песню Глеба Самойлова: «Не спи, не спи! Как только мы уснём…» – хотя она прекрасно знала, что Женька не воспринимал рок вообще, и слушал только попсу. Эта песня напоминала об одном ночном их разговоре, который именно с тех слов и начался.

После этого он таким же макаром привёл её на страничку знакомого автора на Фабуле, и там была эта строчка, на которую она обратила внимание сразу же, и вспомнила при этом Женьку, вспомнила – да и всё, и никак не отреагировала. Вот эта строчка:

Бывший одноклассник Натальи тогда умер, отравившись водкой, причем водкой, купленной в магазине, – пишет Алёна Шаламина в своём рассказе «Самоизоляция вдвоем».
https://fabulae.ru/prose_b.php?id=101441

И вот за хвост этой отравленной водки и вытянула потихоньку всю историю про своего прекрасного друга, более того, бывшего «жениха». О нём уже где-то писала, когда он был жив и здоров, ну а теперь – понятно, увы.

В чём неоднократно убеждалась: о людях, ушедших на тонкий план, прекративших свой земной путь, иногда надо рассказывать всё. Не только хорошее, как учат по сей день. Эти люди, особенно умершие внезапной смертью, не успели в чём-то покаяться, не смогли облегчить свои Души, и пока Душа тяжела, им не удаётся попасть в тот Рай, о котором грезилось на Земле. Ну, сколько ж им ещё болтаться в пространстве, мучаясь нераскаянными грехами? Давайте будем рассказывать, и будем слушать. Может быть, сейчас – через неё – он, Женя, своей любовью и той своей подруге хочет помочь? И тому больному мальчику, её сыну.

– Что для тебя важно, Жень?

– Просто расскажи о нас. И этого уже хватит… Кто умеет молиться – пусть помолится за нас.


С ведром и без ведра, или Святые, что живут рядом

... Женя приходил к тёте Варе, полупарализованной старушке, которая сидела в своей комнате у окна и одной левой рукой что-то штопала, примостив шитьё между коленями. Другая рука не работала после инсульта, и нога плоховато слушалась, но с костылём ещё можно было как-то ходить, и слава Богу. Речь у неё была затруднена, и тётушка больше молчала, нанизывая толстой иглой крупные петельные стежки…
Женька приходил и рассказывал ей свою жизнь, словно исповедуясь, она поглядывала на него, отрывая взгляд от своего шитья, и молча кивала. Когда у него текли слёзы, он их вытирал, и замечал, что она тоже плачет. Истинные святые нашей жизни – они незаметны, живёшь рядом, а их и не знаешь совсем. Он обнимал её и уходил, просветлённый.

Дочка тётушки Вари ходила в церковь, молилась и ставила свечи за здравие мамы. Не то чтобы она была слишком религиозной, но когда молилась – это помогало. Слышали её там, наверху. Бывают такие дочки, знаете.

Шла однажды мимо их дома какая-то незнакомая женщина. Она оглядела дочку тёти Вари, статную, стройную, идущую от водоразборной колонки через улицу с полным ведром воды, и подумала:

– Как бы я хотела с тобой подружиться, и жить рядом с вами, по соседству… 

Мысль та пронеслась, как молния. Женщины разошлись в разные стороны. Та, что без ведра, шла в церковь за несколько кварталов от места их нечаянной встречи. Поднявшись в храм по лестнице со своими свечками, вошла, села у икон и замерла. Может, кто-то из них что-то скажет? Так хотелось услышать совет или подсказку – куда дальше?
У одной иконы были такие глаза, что поневоле подошла и вгляделась. Обратилась мысленно:

– Я тебя знаю! Когда здесь гостили ваши мощи – Святых Мучениц Варвары и Елизаветы, я приходила поклониться. Если ты меня слышишь, понимаешь, дай знать.

Конечно, это был знак: в тихом воздухе пустой церкви пламя её свечи неожиданно дрогнуло и загорелось ярче. Она сказала – мысленно, конечно, но её услышали:

– Ты – Св. Варвара. Нечасто в твою честь теперь называют девочек?..

Как-то непонятно было, откуда пришёл ответ. Это было знание, которое явилось само у неё в голове в ответ на вопрос: совсем недавно батюшка здесь отпевал именно Варвару, хорошая была женщина, тяжко болящая, за неё часто молилась её дочь. Был дан также смутный намёк, что жили они в небольшом частном доме, причём не очень-то далеко. Но ведь знать это всё невозможно, слишком уж невероятно!
Не в тот день, или прямо в тот же, они встретились и познакомились с той самой дочерью, искренне молившейся за здравие, а потом и за упокой тяжко болящей Варвары, в чём теперь, по прошествии многих лет, ясно видится рука святых сил.



Новая старая невеста

… В январский вечер, только прошли все праздники, на пороге дома появился Женька. Не в Татьянин ли день? Смутил их своим шикарным видом, свежей короткой стрижкой на светлых волосах, да ещё и мама купила ему вчера, на день рождения, всё новое – турецкую дублёнку, дорогие чёрные джинсы, зимние кроссовки. Он прошёл, не снимая верхней одежды, как был, в кроссовках, сел на венский стул. За его спиной – большое зеркало – трюмо с подзеркальником. От угощения отказался, сыт, а пить - нет. Сообщил, что закодировался на шесть месяцев.

Ему сказали, что тётю Варю в конце октября схоронили, да, он уже слышал – но пил, сама понимаешь, поэтому и не зашёл. Не мог! Но они, с кем-то там, помянули её Душу. Неудивительно! Если есть бутылка, уж всегда найдётся, с кем её разделить.
В том разговоре не только печаль была, но и юмор, добродушное подначивание, ну, а кто знает – может, всё и получится?

– Найдите мне невесту!

– А вот она! Ну, чем тебе не невеста? Женись! Ах-ха-ха! Дядя Женя всех поженит! Переженит, выженит! Сначала сам женись!

«Невеста», на полтора десятка лет старше «жениха», сидит там же, на низенькой скамеечке, устроившись под настольной лампой, и вяжет коврик из тряпок. «Жених» удивлённо говорит:

– О! У моего брата жена тоже такие половички вяжет! – и его огромные светло-зелёные глаза излучают добрый свет.

Через какое-то время он ей расскажет всё о себе, что-то открыто, что-то завуалированно, но ей вскоре станет понятно, о чём он речь ведёт. Не всё приятное будет им рассказано, и парня станет даже как-то жаль. Будучи школьником, несколько классов учился не в обычной школе, а в интернате, потому что интернат был ближе к дому. После уроков он ведь приходил домой и жил в семье, там его никогда не оставляли. Мама об этом рассказывала, и как будто винилась. А чего виниться-то, если спокойнее за сына, когда он учится рядом с домом, а не у чёрта на куличках?

– Вот именно, – невеста её вполне понимала!

А сын – ну, что – сын? Обида не оставляла его:

– Почему вы меня, маленького, отдали в интернат? Как же вы могли!

Когда он об этом рассказывал, с комом в горле слушала – и содрогалась. Понятно, что там было что-то такое болезненное, страшные для детского ума впечатления, что и через 20 лет он их помнил! А ведь чему-то и он научился у них – деток, до интерната живших, где придётся, убегавших из дома от пьющих родителей и скитавшихся по базарам и подворотням. Что он там видел? Кого встретил? Что они ему сделали? Теперь уж не узнать… Отец терпеть не мог его обвинения, и они даже дрались, к ужасу доброй матери, со слезами убиравшей следы их побоища: – Ведь всё это – родная кровь, и на полу целая лужа была, и вот здесь, на обоях, вот, посмотри! – бурый след… Как же не плакать!

После таких вспышек Женька даже уходил из дома, начинал пить, жил в подвале своей пятиэтажки. Ей показали окна того подвала – вот тут это было! Вот тут этот чистенький и аккуратненький закодированный красавчик когда-то жил. Тут было его прибежище, в этом подвале. Мать устроилась на две работы и пахала без выходных, чтобы купить ему отдельную квартиру. Купила ему за квартал от себя небольшую, полуторакомнатную: зал, крошечная спаленка, кухня, удобства, но предусмотрительно оформила документы на себя. Нет, он тоже иногда работал и получал какие-то деньги. Мать научила его всем тонкостям евроремонта. Мог и сам всё делать, и в коллективе: легко с людьми сходился. И в работе старался. Пока не срывался.



Не спи, не спи!

Они с Женькой влюбились. Стали что-то такое вместе придумывать, ей понравился его добросовестный подход к этому делу. И вот лежат они вместе на его новеньком диване, утомлённые парными упражнениями, а он и говорит:

– Не спи. Я тебе всё расскажу…

– Как это – не спи? Если не засну – умру! А всё Ваша добросовестность, Евгений Батькович!..

Она помнит, его сигарета в темноте и тихий голос, рассказывающий адски грустную историю. Была у него невеста, звали её Ксюша. Он любил её, это была его первая любовь. Когда она уехала в Россию, он скучал по ней, звонил, а потом поехал к ней. Почему-то вместе с ним поехала вся семья. Там жила их собственная родня, или уже свадьбу планировали. Точно одно: когда всё это начиналось, Женька был отчаянно молод, ещё не было 18 лет. Они не сыграли свадьбу, увезли его обратно. Он всей Душой стремился к ней, в Россию, в Сибирь. И как-то она сама приехала к нему, и какое-то время жила в одной квартире с ними со всеми. Мама, пряча глаза от стыда, рассказывала:

– Ксюша ведь не только с Женей, она и с другим моим сыночком жила. Ну, сама посуди – можно было им жениться?! Брать её в семью, и не знать, от кого дети? Конечно, мы были против!

Женя ездил к ней в Россию не один раз. И она к нему – хотя, как приехала, так и уехала. В какой-то момент Ксюша сообщила ему, что родила мальчика. Женя не сразу поехал и увидел малыша...

Он говорил и курил, и кусал губы, и его изнутри жгло обидное горькое чувство, любовь и бессилие – ведь уже не помочь! Мальчик был больной, на коляске, ДЦП – вот его диагноз. Женя с ним разговаривал, пытался чему-то учить, с радостью замечал, что мальчишка умный, всё понимает, надо только с ним постоянно заниматься! А она – ну, как-то так, не очень. Бросит его и уходит из дому…
С горечью сказал:

– Когда Ксюша умерла, вот, куда его дели? В детдом? В дурдом? Но он ведь умный! – когда они встретились с этим мальчиком в последний раз, ему было девять лет.

– Ах! Умерла!.. Чем утешить тебя, Женька, милый, как горько терять своих любимых!..

– А ведь он от меня родился!.. Я посчитал – да, получается, он – от меня.

Ксюша хорошо выпивала. Надо ж тому случиться, что к ним завезли ту самую скандально известную партию сибирской водки, от которой погибло столько людей! Ну, и ей хватило. Выпила и умерла. Женька не мог