В окне виднелось море – такой голубой кусочек, который в детстве меня завораживал, когда мы приезжали в Стратгард на летних каникулах. Море пробуждало когда-то во мне чувство восторга – вот я вижу его лазурный краешек, солнечные лучи отражаются на глади воды, и сияют, словно кто рассыпал горсть бриллиантов на водную гладь. Все от этой картины замирает, и в тоже время трепещется, словно кто за ребра выпустил стаю бабочек, мои глаза горят, в них отражается лазурная гладь воды, и играющие на ней солнечные лучи.
Но внутри меня была тишина, и глаза мои были спокойны. Возможно потому, что я больше не был ребенком. Возможно потому, что за год, проведенный в Стратгарде, у меня уже началась «морская болезнь», которой по правде меня не было, но от вида моря уже тянуло блевать, ибо я видел его почти каждый день. Внутри меня было спокойно, возможно потому, что я покидал этот прибрежный город, но от этого, на меня должна была напасть тоска. И тоски не было.
Возможно, потому что я разучился чувствовать?
Сейчас же море пенилось, бурлило, словно злилось, что лето кончилось еще полтора месяца назад. Оно было темно-синим, мрачным, словно вот-вот из него вылезет на сушу какое-нибудь чудовище, и в один миг пожрет весь Стратгард, (лучше бы так и было!) который остался позади. Солнца не видно – спряталось за тучами, будто в спячку собиралось впадать, или, быть может, его проглотило то самое чудовище, норовившее выползти из бурлящего моря. Серые тучи затянули небо. Наверняка вот-вот хлынет дождь. Октябрь такой беспощадный месяц.
Море сменилось сухими полями, кое-где проскакивали одинокие деревья – кривые, тощие. Их гнул поднявшийся ветер. На иссохших ветках деревьев кучковались вороны, какие-то мелкие пташки, которых ветер пытался унести. Воробьи. Потоки воздуха гуляли в пожухлой траве, словно василиск выползший из своего логова. Позади поля тянулась еловая лесополоса, словно стена неприступной крепости. Ветер отчаянно пытался пробиться за лесополосу, но его попытки, казалось, были тщетны. Старые, толстые ели, отказывались прогибаться по воле беспощадного ветра.
Лесополоса тянулась в несколько километров, и потому картина сделалась однотипной – вечно зеленые ели, сухие поля, в котором то здесь, то там, было воткнуто по кривому деревцу, какому-то опавшему кустику. Лесополоса, поле, лесополоса, поле. Лесополоса, поле, голое деревце. Лесополоса, поле. Эта картина совсем не надоедала, пусть и казалась такой однотипной.
Возможно потому, что вся моя жизнь однотипна?
Последние семь лет, я плыву по течению. Жизнь несет меня, расслабленного, и мне остается лишь раскинуть руки. Жизнь вокруг бурлит, пенится, и несет меня. Она носит меня по кругу, особенно последний год. Что мне дал последний год?
И я, зачем-то начал вспоминать время, как прохлаждался в Стратгарде.
Я успокоился, отвлекся. Я забылся. Я помнил только то, кто я есть, или даже будет правильнее – то, кем я стал. Все чем я занимался – это убивал чудовищ, получал за это деньги, и эти деньги я вечерами спускал на проституток. Я иногда задумывался над тем, что проститутки – это слишком дорого, но затем меня отпускало, и становилось все равно. Пару раз за год, я задумывался над тем, что мне уже двадцать… Двадцать шесть? Твою мать! Мне уже двадцать шесть? Если бы я старел, то через пару годков, превратился бы в солидного мужика, ну надо же! В общем, задумывался я о том, что может мне стоит завести семью? Ну или хотя бы постоянную девушку… Короче говоря, я сделал вывод, что шлюхи в борделях не дадут мне этого сделать, да и деньги так же будут испаряться. Ну вот была бы у меня постоянная девушка, любил бы я ее (смех, да и только!) она любила бы меня (возможно). Все было бы сказочно! (нет). «Любимая» просила бы новые туфли, переехать в более престижный район, шубу, новую машину, квартиру с видом на море, маленькую собачку, сумочку для этой собачки, чтобы эта уебищная собачка не мерзла, или нахрен эти сумки для собак вообще придумали? Потом бы моя баба пилила мне мозги тем, что она устала целыми днями шляться по салонам красоты, а я вот, где-то ночами пропадаю, гоняюсь за какими-то вампирами, время ей не уделяю, и: «Нельсон, ты паскуда, мразь, нахер мы вообще встречаемся? Я тебе только для секса нужна?», «Нельсон то, Нельсон се», «Нельсон, у нашей Мими (или как бы она назвала эту уебищную карманную псину?) болят лапки! Ей нужно к врачу!»
Пришел я к выводу, что постоянные отношения – это не мое. Не дай Бог, я мог бы завести детей! Это же помимо Мими (уебищного карманного пса), был бы какой-нибудь Джон/Джеффри или Эльза/Анна? Пленки, распашонки, та самая баба уставала бы в три раза больше, ночами буркала мне: «Отъебись, я целый день сидела с нашим малышом!» Детский крик, плач, и прочие раздражающие звуки. Детское и собачье дерьмо (Мими ведь не сможет просто так съебаться из нашей семейной жизни, потому что: «ЖАЛКО СОБАЧКУ, НЕЛЬСОН!» «НЕ ВЫБРАСЫВАЙ МИМИ ИЗ ОКНА! НЕЛЬСОН, ДЕСЯТЫЙ ЭТАЖ! НАША ЕБУЧАЯ ПСИНА СОТРЕТ СВОЙ ЕБАЛЬНИК ОБ АСФАЛЬТ!») по всей квартире, детские слюни, обоссаные ковры и мебель. Как же хорошо быть бесплодным! Если бы мне на голову свалился ребенок, я бы точно вскрылся в тепленькой ванной. Ненавижу, блядь, детей.
Проститутки – другое дело. Приходишь в бордель после тяжелого рабочего дня, отваливаешь ей пачку хрустящих бумажек, и она обслужит тебя по высшему разряду! Не паришься по поводу шуб, машин, квартиры, выбрал шлюху любой внешности – блондинку, брюнетку, или темнокожую кису, задвинул ей (в любую дырку), а на утро ушел в закат. Разве не прекрасно? Вот и я думаю, что это лучший вариант.
Ехал я в тот день в электричке, думал о семейной жизни, в наушниках играла музыка. Музыка создавала ощущение, что я где-то в ином измерении. Музыка ласкала мне уши, надевала на меня мантию-невидимку, хотя по сути, разглядывать меня было некому.
Вагон был практически пустой. Я сидел в самом конце у окна справа, разглядывал виды. Я даже забыл, что существую. Не было никакой жизни, никакой реки, что несла меня по течению. Я находился в пустом пространстве. Из этого пустого пространства, меня выдернул указатель, пронесшийся в окне: «Грандгард. 20 км»
Я и рад был указателю, и не рад одновременно. Проще говоря – мне было все равно. Что-то кольнуло внутри меня, тихонько так, словно я рад возвращению домой.
С одной стороны – я знал каждую улочку в этом городе, там были мои «друзья», которых язык не поворачивается назвать «друзьями». Коллеги. Да. Коллеги – звучит не так ядовито, потому что дружеских чувств я тоже испытывать не могу. Бухнуть с ними – да, а вот дружить… Наверно, если бы мог, дружил бы. Иногда я могу испытать жалость, грусть, веселье (если закинуться каким-нибудь порошком (не стиральным конечно-же), то могу веселиться хоть всю ночь!), но эти чувства так жалки и кратковременны, что я даже вздрагиваю, если они во мне просыпаются.
Проблема такого существа как я - практически полное отсутствие эмоций. Единственная эмоция (за которую таких как я и не любят), которая во мне никогда не угаснет – это алчность. Выгода – вот что мной движет. По жизни меня несут хрустящие купюры на пару с проститутками.
Когда-то давно, семь лет назад, я мог испытывать весь спектр эмоций в полной мере. Последние шесть лет эмоциональный спектр пытался меня преследовать, и вогнать в кратковременные депрессии (почему я и свалил из Грандгарда), но эти преследования, пусть и были недолгими, но слегка заебывали. Заебывали меня, коллег, точнее моего работодателя, вот он меня и вышвырнул в небольшой отпуск.
Не то, что это можно было бы назвать отпуском, скорее так, смена обстановки, но мне полегчало.
Я отвернул голову от окна, ибо шея затекла, решил ее размять, как вдруг, взгляд мой зацепился за экран телевизора. Крутили там новости. Репортаж был про Грандград, и я даже один наушник снял, дабы послушать это:
«В связи с вчерашним происшествием на Ивори-стрит, до сих пор ведутся поиски пропавших. Напомним, что вчера в спальном районе округа B11 (прим. автора: буква В – латинская, т.е. «Б11») было нападение оборотня. На данный момент насчитано 26 пострадавших, так же полиция зафиксировала 9 трупов, двое из которых ребенок десяти лет, и один полицейский. Оборотень был устранен штабом «Серафим», но жители сектора В11 охвачены ужасом, некоторые собираются переезжать, так как в городе становится не безопасно. Мэр отказался нести ответственность за произошедшее. Неужели охотники всех трех секторов установят свою власть в городе? Что обычным жителям города делать в полнолуние? Готовить осиновые колья, серебряные пули, и заколачивать двери? А может все-таки отправиться в бункер? Расскажет наш корреспондент…»
Затем показали ту самую Ивори-стрит, раздолбанную пятиэтажку, ну и уебка-корреспондента, естественно:
«В Грандграде с каждым днем становится все страшнее проживать, так комментируют жители Ивори-стрит. Все больше ущерба оборотни и вампиры приносят городу, а люди, которые якобы специализируются на поимке этих злодеев, они же охотники, халатно относятся к своей работе – защищать нас, обычных людей от нападений этих чудовищ. Связано ли это с низкой платой за чудовище? По данным полиции за голову оборотня, что этой ночью устроил дебош на Ивори-стрит, назначено 60 тысяч грондов (прим. автора – 1 гронд = 1 рублю), неужели это настолько маленькая сумма, что охотники даже не хотят шевелиться? Способ жизни охотников за чудовищами – это их долг, защищать нас, обычных людей, или все же бизнес? Ответы на эти вопросы, к сожалению, нам никто не дал. К чему готовиться? ...»
Я чуть не взвизгнул. «Бизнес». Так я оказывается бизнесмен! Ох эти люди! Хуи на блюде! Во всех городах вроде как все проинформированы, что в полнолуние гулять не желательно! Ну, если вы захотите стать котлеткой для волчика или «Кровавой Мэри» для летучей мышки – пожалуйста! А то что оборотень напал на пятиэтажку – не мудрено! Пахнет ему вкусненьким, вот он и полез квартиры через окошки вскрывать! Вот уже медвежатник недоделанный!
Ну что за дерьмо? Какой еще «бизнес»? Если люди такие умные, то пусть сами попробуют убить оборотня или вампира! Ладно я, бессмертный, мое тело в десятки раз сильнее человеческого, потому и убиваю этих пидоров, а если меня не будет? Вот что тогда? Эберхард заполонят монстры, вылезшие из-под кровати? Отлично придумано! «Бизнес»! Они хотят, чтобы я, и мои бизнес-партнеры бесплатно этим занимались? Охуели что ли?
Я даже досматривать эту хуйню не стал, да и выходить скоро.
Наконец электропоезд дотащил меня, бизнесмена прости Господи, до железнодорожного вокзала. Выйдя из вагона, я закурил сигарету, и блаженно вдохнул воздух, наряду с сигаретным дымом. Благо, я вышел из самого последнего вагона, ибо когда я повернул голову на лево, то увидел толпу людей, что пробирались в вагоны электрички.
Сигарета чуть не выпала у меня из рта, и я решился отойти подальше от этой стремной толпы людишек, которые судя по всему собирались сваливать. Какие-то чемоданы, собачки в чемоданах, дети в чемоданах – что за дерьмо? Они на полном серьезе собрались прятаться от оборотней в Стратгарде? Хотел было я свистнуть, что там другие педики водятся, пострашнее оборотней да упырей (так люди думают, по крайней мере), но поленился.
