ЗНАКИ
Свадьба у Ольги Шипулиной!
У школьной однокорытницы, которая мне каждый день рождения приносит такой букет пионов из бабушкиного сада, что я и вправду начинаю склоняться к тому, что не зря родилась.
Ну, как — свадьба; второй ее день в квартире, второе (похмельное) дыхание большого праздника. В ресторан-то я не успела — сегодня только из колхоза приехала. Свадьбы ведь обычно по осени гуляют, а студенты в первый месяц осени — известно, где — на уборке урожая.
И вот шумит застолье, а я всхлип услышала. Чеееегоо? Это не сентиментальная мать невесты, нет, — а друг жениха, мужественный индеец латинского пошиба, вот те раз...
Что же должно случиться, чтобы такой суровый утес зарыдал? А я вам расскажу, кто не знает: закаленная эта нация беззащитна перед алкоголем. А парень, видно, и не закусывал как оно следует, стеснялся — все же смотрят на него, экзота.
Увела я его покурить и постаралась успокоить на родном испанском языке; видно, парень в момент ко мне проникся, и с тех пор начал ухаживать.
У Вовки, Ольгиного мужа, были с ним свои коммерческие дела: Вовка слыл оборотистым фарцовщиком, ну а иностранцы приторговывали чем-ни-есть, вот и спелся Вовка с этим Омаром Монтесом. Что ни гостей молодые созовут — непременно среди них и Омар с гитарой обеспечивает обязательный десерт пряных латинских песен.
— Зря ты, зря не соглашаешься, — уговаривал меня он, — я ведь серьезно; мне уже 28 лет, в эти годы у моего отца я уже пятилетний бегал.
— Поженились бы, и — как ты есть советская — в Швеции политубежища бы попросили...
Ах, вот оно что... пусть даже и не за-ради этого, пусть бы он и был влюблен, но — готова ли я уехать, все оборвать, вот с этим чужим человеком?
Пожалеть — еще не значит полюбить.
А судьбе было нужно услать меня именно в Швецию. Когда это не удалось в первый раз, она решила действовать «в обход».
Что же... прождав 4 года из военного училища свою первую любовь, из которой так ничего и не вышло, я на каникулах в Москве встречаю Фиделя и с радостью уезжаю с ним; не в благополучную Швецию, а в кубинскую глубинку, в деревню.
Жизнь с чистого листа; рассветы, яркие, как разваленный ножом переспелый арбуз и такой же свежий воздух (пока солнце еще сонное). А вот оно напружинило золотые мускулы и уже держит на них весь южный день, да так, что и в тени жарко. Не оттого ли и земля ржавого, прокаленного цвета?
Такой была эта страница, на которую вписался и новый дом, выстроенный мужем в Санкти-Спиритусе, и новая работа, и дети — другая жизнь на другом языке.
SALSA
Где отливают медью гроздья лука,
Гирлянды перца жгучего висят,
Дед молодой с четырехлетним внуком
Кубинский танец бешено кроят.
Там, где разводит воздух запах тмина,
Где крепкий кофе по глотку разлит,
Где губы улыбаются карминно,
Был танец на живую нитку сшит.
Примерно между кожей и рубахой,
А может, меж любовью и тоской,
Его ты носишь с гордостью, без страха,
Как дно фрегата - соль воды морской.
Твои движенья из него отлиты,
И пусть сжимает серебро виски,
Но золотыми нотами подбиты
Твои недорогие башмаки.
А когда пришлось уехать с Кубы, в родном Кишиневе мне отказали в прописке — вы-де семья из пяти человек, как прописать вас в двухкомнатную квартиру к родителям, пусть они и не против? Еще, чего доброго, расширения жилплощади потребуете?
Хотя что и от кого можно требовать в смутные времена гибели эпохи, деструкции государства, превращения Молдавии в самостоятельную, но не самодостаточную страну Молдову?
Тут мой муж и предложил: — Давай, я с детьми попрошу убежища в Швеции? Гражданам социалистической Кубы его там дают! А потом мы тебя вызовем.
Так и вышло. И снова — чистый лист. Особенно чист он был от северного снега, выпадавшего обильно и надолго; кажется, дневной свет заморожен и обрушен вниз, вот и темнеет рано — в полдень.
***
Как вынести холодный зимний голод?
Ведь пАйки дней прозрачны на прогляд.
Свет заморожен, на снега размолот,
В сугробы леденеющие взят.
И ранней ночью, мутною от снега,
На перекрестке четырех дорог
Вдруг зябко вздрогнет меркнущее небо
И втянет лунный матовый пупок.
У нас появились родные друзья (эти два слова по отношению к ним слить бы в одно) — большая семья Нигренов.
Ярко помню гостевание у них на даче, в лесу, где встречаются реки Дольэльвен и Евлеун. (Разве сам язык не звучит в этих словах льющейся водой?).
Рассвет, и первый завтрак — настоянный на смоле великанских сосен воздух из ноздри пугливого оленя, освеженный минеральными пузырьками ландышей... Огромный камень в глубине леса; взрослые внушают детям, что за ним прячется коварная ведьма Помпирипосса, и лучше слушаться старших, чтобы не угодить к ней в руки... ай! Ветка вцепилась в рукав, или ведьма пугает?
Тишина, оттененная картавым бормотанием ручья и исчерканная птичьими восклицаниями, продиктовала мне:
***
Вот перламутровая ночь яснеет;
В лесу уже заворошились птицы —
Как звонко булькает в их узких горлах
Чуть терпкий хвойный утренний эфир!
Растут грибы, особенно не прячась;
И выглядят так мужественно камни,
Поросшие зеленою бородкой
Коротких темных или бледных мхов.
Тропинка вся в сухих сосновых иглах;
Бывает, прямо на ее середине
Бугрятся круто мускулы корней...
А если солнца луч в глаза ударит,
То ствол сосны покажется медовым,
И голубика будет сизой тенью
Там, где блеснет брусники красный лак.
А где-то в глубине большого леса,
Тиха, как тайна в глубине сознания,
Жует лосиха мягкими губами
И щурится на тот же самый луч.
Так начала заполняться шведская страница — после 16 лет молчания (стихи о Кубе я смогла вымолвить только здесь, разогнав перо). Писала; но писала в стол.
...Выросли дети. Один за другим переехали в Америку. Да оно и к лучшему — в маленькой Швеции будущее грозило им безработицей, а Америка все же большая страна. Стали оттуда звонить-писать: — Вы нам нужны.
И вот я поехала навестить свою команду — сына и его сестренок-близнецов.
А так как уже привыкла к знакам, время от времени подаваемым судьбой, то, зайдя в океан чуть ли не по маковку, мысленно вопросила: — Ну что, уехать или остаться? И тут нахлынула волна, почти сорвав с меня нижнюю часть купальника.
Он — океан — хоть и старик, но мужик настоящий!
Поверила я ему и осталась.
Наверное, нам с мужем, измерившим Землю с Юга на Север и обратно, только и место, что в такой большой и разной по составу стране, вместившей все нации мира.
***
Ни обиды, ни зла на судьбу не держу;
Изменив своему очагу,
Я стекла в эту землю, как кровь по ножу,
И обратно - уже не смогу.
Под ресницами пальм вьются мили дорог,
Завороты шоссейных кишок.
Легкомысленный ветер вдохнул городок,
Как с ногтя - дорогой порошок.
Как пышны облака - океанские сны!
Под деревьями щепочки ржаво-красны,
Простодушны рекламы, глаголы ясны
И цветы безуханно-нежны.
А земля и не спросит: - Откуда таков?
Сколько ты до меня истоптал башмаков?
И какая культура во веки веков
Оплела тебя сетью оков?
Хочешь - прошлую жизнь, словно паспорт, порви,
Начинай все сначала, и нас удиви
Ярым ветром в душе, жарким солнцем в крови,
Жаждой света, добра и любви.
Живем; наш семейный интернационал пополнила молодежь — невестка да зятья, родились внуки...
Не все было гладко, но я разве жалуюсь? Я же тут — о знаках. Если ты знак хоть раз получил — то ждешь; а если ждешь — обязательно будут еще.
Самый знаменательный попал ко мне в руки, когда чистила ковры в машине, на которой муж таксовал: серебряное кольцо (мой любимый металл) с церковнославянской надписью «Спаси и сохрани мя». Мне ли после этого отчаиваться?
А на днях из библиотечной книги выпала странная закладка — карта пиковой дамы.
Но — что бы это ни значило, за палец держится серебряный ободок с могучими словами из каждодневной молитвы; где бы я на этой земле ни была, а все — под Богом.
***
Плюс сила минус жалость — это власть,
Излюбленная формула тиранов;
Плюс сердце минус разум — это страсть,
Завязка жарко вспыхнувших романов.
Шестое чувство — таинства замес
Плюс боль от резких линз слепого зрения
Ткет пелену немыслимых словес,
Подогнанных под блиц воображения.
Тобою слово произнесено;
Энергия его сгустила воздух —
Так протыкают яростные звезды
Молчания ночное полотно.
Не вслушивайся в ересь укоризн —
В благих советах истины не много;
Плюс вдох и минус выдох — это жизнь
Над бездной ада. На ладони Бога.
