Вся пышная, словно бы бархатная, крона фламбоянта была полна птицами; одни влажно причмокивали, другие сухо, хрипло сверлили тяжелый предгрозовой воздух. Дорогу то и дело перебегали ящерицы.
Облака душно кутали неподвижное, безветренное небо. Тихо скулил ручеек из протекавшей колонки. Окна лениво щурились из полуопущенных "маркизов" на стриженые лужайки, на пустынную пешеходную тропу.
И этот прозрачный кисель сгущенной жары - до ночи. Глухой, прокуренный закатом голос грома раскатится в полной темноте; и захлещут по листьям длинные плети воды, торопясь высказать свежесть долго сдерживаемой облаками влаги...
Но скоро стихнут, и только сытая отрыжка взволнованных ливнем лягушек будет слышаться до утра.
