Колян решил баллотироваться в городскую думу, - Ни фига себе! - думаю.
- Колян, ты че, - в натуре,- с катушек съехал?! – Говорю я ему. – Какая Дума? Куда ты лезешь? Рэкет, у тебя на мази; сборки-разборки тоже. Стрельбы в городе, – выше крыши! Папа за городом наблюдает, общаком заправляет, чего тебе не хватает? Колян, не будь гадом, чего тебе еще надо?!
А он рогами уперся – сходняк решил, что “Я” должен балватироваться и все.
-А сходняк твой, “забалватированный” знает, сколько классов образования у тебя? А, с культурой…, так ващще, - полный облом.
-Я, - отвечает, - самый грамотный из братвы. Я, - говорит, - шесть классов закончил, возле гидромелиоративного техникума два раза на стреме стоял, так, что больше некому. А насчет культуры…? - Так, вот, ты! ей и займешься! Это все прочитаешь, - показывает на книжные полки, - а потом мне про все это рас-скаже-шь.
-Колян! – Кричу. – Ты че, в натуре…?! Это же одни обложки красивые, а внутри - ноль «калорий».
-Полгода сроку, - говорит, - и чтобы все было о’ кей.
-Так, у меня, всегда все о’ кей, - заявляю я, - ты, хоть сейчас отправляйся на нары, а я, - пока смотаюсь в Канары. Ой, Колян, - скучать буду! Ну, прямо вся, вся исскучаюсь! Вот твоя сумочка с сухарями, а вот мой чемоданчик с вещами….
-Дура ты, - говорит, - Смотри, чтобы через полгода ты у меня была подкована на все четыре, как Буцефал у Саши Македонского.
- А, это еще кто такой? – Спрашиваю. – И, что это за “буцефал” у него такой, что его еще и подковывать надо?
-Братан, - говорит Колян, - не из нашей группировки – раз. Не твоего ума дело – два. Меньше знаешь – дольше живешь – три! Поняла?
Смотрю, блин, - базар серьезный, и скопать его нет никакой возможности.
Читать книжки, конечно, не стала, - я че - вам, - ку-ку поймала?! но видиокассет накупила - выше крыши, и целыми днями сижу - просвещаюсь. Через полгода, - вот зараза, все-таки, - не забыл-таки! – Рассказывай, - говорит.
-Ты, - спрашиваю, - Д’Артаньяна знаешь?
-Мишку Боярского, что ли? Так, кто ж его не знает? Свой пацан от шпор и до пера.
-Какие опера? Опера в это время бегали по улице Пикадилли и искали тех, кто разбил на ней фонари. Так вот, вызывает его королева, и говорит: «Мишанька, Д ’Артаньян ты мой эдакий, - выручай! Сперли у меня, гады позорные, цацки голдовые. Да не одну, а все двенадцать. Не въезжаю пока кто, но чувствую, что кто-то из сильно затуманенных в Лонд`оне. В общем, надо вернуть их, - не то мужик мой, - король хренов, башку мне отвернет, а кардинал групповуху устроит. Я бы, может, и порезвилась, да там Али, с какой-то бабой, а с ними сорок террористов, а мне сейчас только в теракте участвовать и не хватало! В, общем, вот тебе баксы, и двигай, как можно быстрее в Лондо'он. А награда не забудет героя». - И мило так, ему улыбается.
Мишанька, как у него это водится, к ней под юбку, но она ему пальчиком: - Потом все будет - тип-топ! А сейчас – вперед, как говорят русские, на Бабу Клаву.
Д’Артаньян, - мухой на вокзал, - лошадку ему свою жалко, опять же –“скрипит потертое седло”, - в починку отдавать надо.Ну, и “ветер холодит, чего-то у него там такое…”.
В общем, вагон СВ. Купе. А в нем... - советская пианистка. Та, что с самим этим…, как его…? Она с ним еще…, ой, как страху натерпелась! О! – вспомнила! С Штирлицем! В три руки играла, четвертая была занята, - она ей крышку люка держала…
Тут Колян как взорвется: - А, крышку гроба она не держала?! Ты че несешь?! Это же, совсем в другом кине показывали!
-Колян, - говорю. - спокойно. Ты мне пургу не гони и путалки не устраивай! Крышку гроба и сам гроб, хотели спереть Немцов, Чубайс и Хакамада. Это у них хобби такая, а крышку люка держала, - век воли не видать! пианистка. С ней еще этот, сексенфюрер Мюллер пошутить хотел: “Брось, - говорит, - а то уронишь”! Она и бросила. А тут…, - Д'Артаньян! со своей неразлучной шпагой – на! И побрей его налысо! И стал он сразу сильно крутым паханом в гестапе. Колян, а кем ему еще быть с такой мордой, да под такой стрижкой? Чистый Квазимодо Баскервилей!
-Мать, - говорит Колян,- что-то я не въезжаю, куда ты клонишь и на что намекаешь, но вавка в голове у меня сегодня будет точно.
-Еще бы, - говорю, - у меня, у самой голова чуть с постамента не сверзилась! Прикинь, - влетает к нему в кабинет с пушкой в руках Вронский! Герой всего Советского Союза, косая сажень в плечах, ботфорты до колена, и как хряснет его этой пушкой, прямо по морде!
-Ты че! - кричит, - Гнида фашистская, раньше времени паровоз выпустил?! Он мою любимую женщину переехал!
-Я не виноват, товарищ полковник! – кричит сексенфюрер. –Это он мне приказал! Я, ему так и сказал, что сейчас здесь дама из Питера прогуливаться и грустить по вам будет, а он: “Отправляй состав, или я тебя на тот свет отправлю!” – и пушкой под нос, вот как вы сейчас, - тычет, тычет! А, если б в глаз?!
- Да кто он такой?! Черт тебя побери! Кто…?! – Кричит Вронский и, хвать его за грудки. – Отвечай, или я из тебя душу вытрясу!
-Да кто же еще, если не Д’Артаньян, товарищ полковник?!
-Д`Артаньян?! – кричит Вронский. – Брата-ан! Жив, - курилка! Я ж, его сто лет не видел! Ох, и погуляли мы с ним в кабачке “Тринадцать стульев”! Хоть вы и не любите поляков, но пани Моника! Это, что-то с чем-то. И куда же он рванул?
-Дак, в Тамбов, к какой-то бабе Клаве. Ходил тут один по перрону, пел: “Мальчик хочет в Тамбов, чики, чики, чики, чики та!”. Я, только не поняла, - почему “Та”, а не “Ту”?
-Чики, чики, – это хорошо, - говорит Вронский, - выписывай проездные документы, - может, и мне какая-нибудь баба обломится…
- Дак, не могу, товарищ полковник, потому, как не наша территория.
- Чего? – Спрашивает Вронский, и пальцы веером выставил, - Кто- то что-то сказал, или мне показалось? – И опять ему пушку под нос.
-Все, товарищ полковник, все, - говорит сексенфюрер Квазимода, - никто ничего не говорил, и, вообще, мы сейчас попробуем достать билеты через Одессу. Есть у меня там один знакомый “джентльмен”. Тот, не выходя из “коммунальной квартиры”, все, что хочешь, организует.
Включает радиопередатчик и, как гаркнет: - Ахтунг, Ахтунг! Кафарить Берлин!
А в ответ из эфира: - Ша, пацан, говорит - Одесса!
А Квазимода эта, - опять ревет не своим голосом и не так просто, а с немецким акцентом, как будто он самый великий штуцер на свете: - Каварить сексенфюрер Квазимода Баскерфилей!!! Пригласить, пошалюста, к телефункен, товарищч-каспадин Филимоноф…!
-Эй, Колян, ты че? Ко-оль, ты, никак, в отключку собрался? Подожди, я еще не все рассказала…
1998 г.
