были наготове, на всякий случай. Чтобы чуть что, в сёдла и поминай как звали. Ну а куда ехать, где для себя новое место жительства и промысла обустраивать Тимофей заранее определил и присмотрел, и не одно, ещё до знакомства с Иваном Премудрым.
***
Лошадь была в полной растерянности от своих лошадиных чувств и если у лошадей бывают личности, то её личность целиком и полностью раздваивалась. С одной стороны, дорога знакомая, перезнакомая – к Самому Синему морю. А с другой, почему Старик едет не в телеге, как всегда ездил, а у неё на спине, да ещё подгоняет, чтобы бежала? Но в любом случае лошади ничего не оставалось делать, как поспешать к Самому Синему морю. Её дело довезти Старика дотудова, а дальше пусть сам разбирается, это уже не лошадиное дело.
До Самого Синего моря Старик доехал довольно–таки быстро. Во всяком случае гораздо быстрее, если бы он это проделал на телеге.
«Ты смотри, – глядя на воду подумал Старик. – что–то неспокойно Синее море. Если бы даже ничего и не случилось, в любом случае сегодня выходить в море, глупость несусветная, можно там и остаться».
Старик соскочил с лошади и подойдя к самой кромке берега стал кликать Золотую Рыбку. Когда ребятишки рассказали о случившемся с царевичем Гвидоном, Старик сразу понял, кто ему сможет помочь – Золотая Рыбка. Другие кандидаты в помощники не то чтобы не годились, их просто не было. Так что, или рыбка поможет вызволить царевича, или Старику придётся ещё что–то придумывать. Правда сейчас он не представлял, что надо придумать, но был уверен, обязательно придумает.
– Что случилось, Старик? – спросила Золотая Рыбка внезапно появившись на гребне волны. – Что–нибудь срочное? Может до завтра подождёт? А то не в настроении я.
– Не подождёт, Рыбонька ты моя Золотая, не подождёт. Беда у меня. – почти как совсем недавно Старуха с Царицей запричитал Старик и словно очнувшись от морока, вспомнил. – Здравствуй.
– Здравствуй, здравствуй. – что интересно, волна, на которой находилась Золотая Рыбка как бы застыла. Остальные же волны вели себя как и подобается им себя вести, накатывали на берег. – Говори тогда, что стряслось?
– Недавно совсем, месяца три прошло, бочку прибило к берегу. – начал рассказывать Старик.
– Знаю. – прервала рассказ Золотая Рыбка. – Ты дело говори.
– В бочке той женщина с парнем оказались.
– Старик, ты или дело говори, или поплыла я домой. Что–то неважно я сегодня себя чувствую.
– Извини, Золотая Рыбка, извини, не знал. Царевича Гвидона какие–то люди похитили, спасать надо.
– Так бы сразу и сказал, а то развёл тут. – хмыкнула Золотая Рыбка. – Иди домой, всё сделаю. Не я конечно, есть кому освободить твоего царевича и, – Золотая Рыбка на пару секунд задумалась. – и не только освободить. Иди домой. Да, женщин своих успокой. Скажи, ничего плохого с царевичем не случится.
– Правда? – глупый вопрос, но Старик его всё–таки задал.
– А вот хамить не надо. Обидеться могу. – Золотая Рыбка вильнула своим золотого цвета хвостом и исчезла.
Волна же, только что неподвижно стоявшая перед Стариком, получив свободу и то ли слишком обрадовавшись этому, то ли со злости, с гораздо большей силой накатила на берег и уж неизвестно как это у неё получилось, окатила Старика, всего, с ног до головы. Старик нисколько не обиделся на Золотую Рыбку, а больше окатить его морской водой некому было. Отряхнулся, да и не сильно попало, похлеще случалось, постоял ещё немного, посмотрел на бушующее Самое Синее море, развернулся и направился к лошади.
Лошадь же, насколько ей позволяла её напрочь лишённая мимики лошадиная морда, изобразила на ней, плюс глаза: «Что, домой? Ну ты Старик, даёшь!». Права оказалась лошадь, Старик вскочив на привязанный тулуп, развернул её по направлению к дому, слегка дёрнул уздечкой, и всё, на этом его телодвижения закончились, телодвижения лошади начались. Погонять не было смысла, да и если рысцой или вскачь, трясёт сильнее, а значит думается хуже. В том, что царевича Гвидона похитили люди нового князя, Старик нисколько не сомневался, больше некому было. А вот зачем царевич ему понадобился, тут да хоть всю голову сломай, не догадаешься. Ну и, Старик разумеется нисколечко не сомневался, что Золотая Рыбка вызволит царевича и сделает всё это в лучшем виде. Так что, надо ехать домой. Можно было конечно остаться здесь и повозиться со своим рыбацким имуществом, что сделать всегда найдется. Но дома Царица со Старухой, которые сейчас места себе не находят и наверняка, как только Старик за порог, опять плакать да причитать принялись. Хоть и невеселое это занятие женщин успокаивать, а никуда не денешься, придётся.
Так, или приблизительно так, думал Старик возвращаясь домой от Самого Синего моря. Погружённый в свои думы он совсем не заметил одинокого лебедя кружащего в небе, не до него было.
***
Пока ехали до города детину этого пришлось ещё разок успокоить – очухался и дергаться начал, чуть с лошади не свалился. Пусть полежит в спокойном состоянии, решил Тимофеев ватажник, на чьей лошади пребывал царевич Гвидон и разочек огрел его свинчаткой по голове. Так лучше будет, и ему, и вообще всем.
До города доехали спокойно, без каких–либо неожиданностей и происшествий. По городу тоже проехали тихо и спокойно. А по другому и быть не могло. За то недолгое время, что Тимофей со своими людьми состоял на службе у Ивана Премудрого, люди те, успели привести народ к такому порядку, что шапка на голове шевелиться начнёт. Нет, они не разбойничали и не безобразничали. Уж если Тимофей приказал вести себя пристойно и строгость соблюдать, зачем безобразничать? Вспомнив свой недавний промысел, вольный Тимофеев народ начал поступать точно также, ну почти точно также.
Ведь оно как в нашей жизни происходит? Для чего все эти законы и правила придумываются? Правильно, для того, чтобы их нарушать! А для чего другого они ещё нужны? Народ и без законов–правил прекрасно живёт и себя чувствует. Но когда нарушать нечего скучная жизнь начинается, хоть волком вой. В этих случаях народ начинает водку каждый день пить и с жёнами своими скандалить. А так, нарушил чего–нибудь, в законе прописанное, глядь: и жизнь начала улыбаться, и тёща, не такая уж мегера оказывается.
А люди Тимофеевы, они что, не люди? Люди конечно. А раз так, им тоже улыбающаяся жизнь полагается. Вот они и заставляли её улыбаться. Бывало остановят какого–нибудь мужичка и с вопросом к нему: «А почему это, мил–человек, ты здесь идешь?» Заметьте, не,куда или зачем, а почему? Ну вот что ты ответишь, когда тебя так спросят? Вот и мужичок тот не знал, что ему отвечать, а потому давал какую–то денюжку и был отпускаем с пожеланиями наилучшей жизни и крепкого здоровья. Так и жили: что люди Тимофеевы, что не Тимофеевы. И заметьте, все были друг другом довольные.
Оно всё это разумеется к царевичу Гвидону никакого отношения не имеет. Это я так, чтобы в курсе были. Пока ехали по городу, встречный народ на всякий случай шарахался в стороны или жался к заборам, наверное денег при себе не было. Но в этот раз людям Тимофеевым было не до прохожих и не до их жалких медяков. Впереди, чуть–чуть ехать осталось, их дожидалась княжеская, и как Тимофей сказал, очень щедрая награда.
***
Приехали. Царевича Гвидона, так в бессознательном состоянии и продолжавшего находиться, погрузили на плечо самому крепкому и тот отнёс царевича в специально подготовленное для него помещение. Никакая это не тюрьма была: вы что, совсем что ли?! Обыкновенная комната. Ну разве что обстановка и мебель не такими богатыми были, как у Ивана Премудрого. Да и зачем царевичу та мебель требовалась, если он бессознательным был? Кровать есть, на чём лежать и дожидаться когда сознание вернётся, и на том спасибо.
Сначала Тимофей удостоверился, что привезённый человек, Тимофей не знал кто он такой, да и какая разница, жив и скоро должен прийти в сознание. Затем, как и обещал, выдал «отважной четвёрке» обещанную награду и ещё раз предупредил, чтобы не вздумали гулять да веселиться, а находились при полной готовности, мало ли что? Ну а после всего этого Тимофей отправился к князю Ивану Премудрому докладывать о проделанной работе.
***
Несмотря на ранний час Иван Премудрый находился весь в трудах и заботах – опять писал что–то. Тимофей хоть и относился к грамоте и прочим учёным вещам с уважением, всё–таки не понимал, зачем они нужны, да ещё в таком количестве? Взять к примеру того же князя Ивана Премудрого, почитай каждый день только и занят тем, что сидит, и пишет, пишет. А что он такое пишет? И самое главное – для чего? В большей степени Тимофея интересовало и беспокоило «для чего?», вернее, для кого? А вдруг как кто–нибудь не тот прочтёт, а там, Тимофей в этом не сомневался, и про него написано:
– Князь, твое приказание выполнено. – войдя в княжеский кабинет и слегка поклонившись сказал Тимофей. – Парня какого–то привезли. На крестьянина не похож, хоть и одет по крестьянски.
– Привезли, говоришь? – Иван Премудрый оторвался от своего написательского занятия. – А сколько лет тому парню?
– Лет двадцать, может чуток побольше или поменьше.
– Двадцать говоришь? Понятно. – Иван Премудрый вдруг заходил по кабинету, видно было, думает. – Тогда все сходится.
– Что сходится? Объясни раз уж такое дело.
– Всё сходится, Тимофей, всё. Некогда объяснять, скоро сам всё поймёшь. Ах да! – Иван Премудрый как будто забыл о чём–то важном, а теперь вспомнил, не иначе притворялся. – Держи. Заслужил. – и протянул Тимофею кошелёк кожаной работы.
– Благодарю, князь. – на этот раз Тимофей поклонился старательнее, да оно и понятно. – Когда изволишь поговорить с тем человеком?
– Никогда, Тимофей, не изволю. – сказал Иван Премудрый и посмотрел на Тимофея так, что у того аж мурашки по всему телу пробежали. – Без надобности он мне. Пусть в себя приходит. Как очухается, лекаря ему предоставьте, пусть осмотрит. И чтобы охраняли так, как никого и никогда не охраняли. Ещё. – сумасшедший блеск из глаз Ивана Премудрого куда–то пропал уступив место блеску самому обыкновенному, деловому и повседневному. – Завтра поедете в ту же деревню и привезёте ещё одного человека, что у Старика проживает – женщину, мать этого парня. Понятно?
– Понятно. – склонил голову Тимофей. – Сколько человек отряжать прикажешь? И как ту женщину от жены Старика отличить?
– Поезжайте хоть все, но ты в обязательном порядке должен ехать, чтобы глупости какой не случилось. Ну а отличить, отличите, не маленькие. Неуж–то царицу от крестьянки отличить невозможно?
– Царицу говоришь? – задумчиво произнес Тимофей почёсывая затылок. – Ну и дела!
– Дела, Тимофей, великие дела. – согласился Иван Примудрый. – Да, с Емели, механикуса этого и с бабы, Матрёнихи, глаз не спускать! Вплоть до того, что по нужде вслед за ними ходить. Понятно?!
– Понятно, князь. Чего ж тут непонятного? – на самом деле Тимофею ничего понятным не было. Но как обычно полагаясь на смекалку и свой жизненный опыт он не расстраивался: «Время покажет: что, где, как, и сколько стоит». – думал он.
– Всё. Иди, исполняй. – сказал, как отрезал Иван Премудрый.
***
Вот и нашлось на ближайшие пару часов занятие для Ивана Премудрого, во всяком случае получше, нежели чем писать
