Какими глазами ни посмотрю на тебя, ты навсегда и внимательно со мной рядом. Вокруг. Живое и отзывчивое тепло в тени - это ты. Дольше тел людей, состоящая из вытертого пустотой в песок вещества, к которому меня тянет с момента, когда я заметил и понял себя отдельно. Нам с тобой не выпить всего молока и не придумать, переставляя, как мы играли, буквы, новое, рождающееся из нас слово, чтобы оно зазвучало будто бы из глубины сна, где времоя течет обратно. Вместо ровной борозды радости вместе мы стали больше, до верхнего воздуха, - чем бывает с простым сложением сил. Умнее понятной пары, женского разума и мужского, совпавших оторванными краями, для ежедневной встречи события в ровной комнате на двоих. Я говорю с тобой редко, очень тихо. Ты отвечаешь; смысл ответа я испытываю как озарение кожи, ветвей нервов, тканей, органов и скелета. Сомнения мнут мне душу, я-то пока живой, а у живых - ты знаешь - есть эта вещь, душа. Сгусток острого сострадания самому себе. Очень больно, и ни хрена не просто. Я знаю, что меня нет. А душа не знает, или ей похуй; кидается на меня злым животным, выпустив когти и обнажая желтую пасть клыков. Но бросок ее пуст, как и я сам - и все же, целая жизнь борьбы против личного привидения, когда и ты сам - такое же привидение, - странный, убогий, какой-то унизительный способ бегства. Как если бы повзрослел, а потом опять попал в детский мир, нетерпимый к другим, жестокий даже с любимыми. Ладно, кажется, эта дыра - единственная из зазеркалья к тебе, наружу, что же. Ты это сделала, да? Ага. Придется и мне то же самое. Чтобы плачущие глаза не старались вылезти из орбиты выдуманной, немой материи, высохли и еще успели бы научить меня и тебя, нас обоих, правильной, настоящей, исчезающей вместе с нами, волшебной судьбе.
|